Книга Всеобщая теория забвения - Жузе Агуалуза

Бог взвешивает души умерших на весах. На одной чаше душа, на другой – слезы тех, кто ее оплакивал. Если по ней никто не плакал, душа опускается в Ад. Если же слез достаточно и они вполне искренни, душа поднимается в Рай. Луду верила в это. Точнее, желала верить. Вот что она сказала Сабалу:

– В Рай отправляются те, кого другим будет не хватать. Рай – это пространство, которое мы занимаем в сердцах других людей, так мне говорила моя бабушка. Я не верю в это. Хотелось бы верить во все, что так же просто. Но мне не хватает веры.

Монте было кому оплакивать. Однако сложно представить его в Раю. Хотя, может быть, он искупает грехи в каком-нибудь темном закоулке этой бескрайности, между мирным сиянием Небес и судорожным мраком Преисподней, играя в шахматы с охраняющими его ангелами. И если ангелы умеют играть, если они играют хорошо, то это будет для него почти что Раем.

Что же касается Орасиу Капитана по прозвищу Яговорил, то он по-прежнему проводит вечера в ветхом баре на Острове Луанда, попивая пиво и споря о политике в компании Виторину Гавиана, Артура Кеведу и еще двух-трех ходячих трупов из далекого прошлого. Орасиу все так же не признает ангольскую Независимость, считая, что она закончится, как кончился коммунизм. И он все еще разводит голубей.

Признание Жеремиаша Палача

Вернемся в то утро, когда Насер Эванжелишта, одержимый мрачными голосами, звучавшими в его голове, набросился на Монте и исколол его ножом. В той разношерстной группе людей, что собрались около двери Луду, выделялись – как вы, наверное, помните – два персонажа в черном. Пожилая сеньора обратила на них внимание после позорного бегства Монте и ухода (столь же спешного) Байаку. Заметив их, Луду не успела спросить, что им угодно, поскольку Даниэл Беншимол уже начал зачитывать ей письмо Марии да Пьедаде Лоуренсу директору “Журнал де Ангола”. Те двое дождались, когда журналист закончит читать, они молча наблюдали, как женщина все больше расстраивалась и утирала слезы тыльной стороной ладони. Когда же Даниэл удалился, пообещав, что напишет Марии да Пьедаде, мужчины подошли к Луду. Старший из них протянул ей руку, но разговор начал младший:

– Мамаша, вы позволите нам войти?

– Что вы хотели?

Жеремиаш Палач вынул из кармана куртки тетрадь, быстро что-то в ней написал и показал Луду. Та отрицательно закачала головой:

– Я только вижу, что это тетрадь. А буквы уже прочесть не могу. Вы немой?

Тогда юноша громко зачитал написанное:

– Пожалуйста, позвольте нам войти. Мне нужны ваше прощение и ваша помощь.

Луду строго посмотрела на мужчин:

– Мне некуда вас посадить. Я уже тридцать лет не принимала гостей.

Жеремиаш снова начал писать и потом показал тетрадь сыну.

– Мы постоим. Мой отец говорит, что стулья, даже самые хорошие, не делают беседу лучше.

Луду позволила им войти. Сабалу принес четыре старые жестяные банки из-под оливкового масла, на которых все расселись. Жеремиаш с ужасом посмотрел на цементный пол и исчерканные углем серые стены. Он снял с головы вязаную шапочку, обнажив бритую голову, блестевшую в полумраке, и затем снова начал писать в тетради.

– Ваша сестра и зять погибли в дорожной аварии, – прочитал юноша. – Виноват в этом я. Они погибли из-за меня. Старик Костыль был моим знакомым с Уиже, с начала войны. Он сам вышел на меня, кто-то ему обо мне рассказал. Костыль хотел, чтобы мы слегка потрепали компанию “Диаманг”. Дело было чистое, аккуратное, без крови и без накладок. Договорились, что половина камней будет моя. Я сделал, что от меня требовалось, все прошло как надо, но в самом конце Костыль сбежал, оставив меня с пустыми руками. Он никогда не думал, что я стану искать его в Луанде. Плохо он меня знал. Я проник в город, окруженный войсками Мобуту[32] и нашими людьми. Безумная была авантюра. Проискав его пару дней там и тут, я обнаружил Костыля на одной вечеринке на Острове. Увидев меня, он сразу убежал. Я стал его преследовать, на машине, как в кино. В конце концов его занесло, он съехал с дороги и врезался в дерево. Ваша сестра умерла сразу. А Костыль прожил достаточно, чтобы сказать мне, где он спрятал алмазы. Мне очень жаль.

Антониу с трудом справлялся с чтением. Возможно, из-за нехватки света, возможно, потому, что не привык помногу читать, или потому, что ему было тяжело во все это поверить. Закончив, он в изумлении посмотрел на отца. Старик откинулся спиной к стене и тяжело дышал. Он забрал из рук Антониу тетрадь и стал снова писать. Луду, удрученная, сделала неопределенный жест рукой, пытаясь остановить его:

– Не терзайте себя больше. Ошибки исправляют нас. Наверное, нужно уметь забывать. Мы должны учиться забвению.

Жеремиаш раздраженно закачал головой. Он черкнул еще несколько слов в маленькой тетради и передал ее сыну.

– Отец не хочет забывать. Он говорит, что забыть – это как умереть. Забыть значит сдаться.

Старик стал писать снова.

– Отец просит, чтобы я рассказал про наш народ. Чтобы я рассказал про наши стада. Скот – наше богатство. Только это не то, что продается и покупается. Мы любим смотреть на скотину, наблюдать за ней, слушать ее мычание.

Оказавшись в изоляции от мира, живя среди мукубалов, Жеремиаш возродился, ощутив себя не просто человеком, а целым племенем. Раньше он был отдельной личностью среди себе подобных. В лучшем случае он мог разделять взгляды остальных. В пустыне он впервые почувствовал себя частью единого целого. Некоторые биологи утверждают, что одна пчела, один муравей – это лишь малая живая частица одной особи. А полноценные организмы – это уже улей и муравейник.

Пока Антониу читал, не без труда, Луду вспоминала, как отец растолковывал ей одно стихотворение Фернандо Пессоа.

Я звезды жалею,Что светят веками,Светят веками…Как их я жалею.

Знакома ль предметам простая усталость,Вещам,Всем вещам,Как телу живому, что встретило старость? —

Усталость от долга существоватьИ быть,Просто быть,Грустя улыбаться или сиять…

Ужель не настанет когда-нибудьВещам, окружающим нас,Не смерть, а, скорее, —Конец в назначенный час?А может быть, разум они обретутВ прощение от всех нас?

Антониу рассказывал о новых владельцах латифундий, о колючей проволоке, разделившей пустыню, перекрывшей доступы к пастбищам. Если отвечать на подобное стрельбой, это может привести к ужасным войнам, в которых мукубалы наверняка потеряют скот, потеряют душу и свободу. Так было в 1940 году, когда португальцы истребили почти все племя, отправив тех, кто выжил, рабами на лесные вырубки на Сан-Томё. По-другому, считал Жеремиаш, проблему можно решить, выкупив земли, исконно принадлежащие племенам кувале, имба, мушавикуа, у генералов и успешных бизнесменов, не имеющих к здешнему южному, нещадно палящему солнцу никакого отношения.