Книга На фланге линии Маннергейма. Битва за Тайпале - Кирилл Якимович

В 11.30 обстрел прекратился. Ревя моторами, в бой пошли танки, большая часть 39-й бригады в количестве пятидесяти девяти машин Т-26 и тридцати огнеметных танков из 204-го отдельного батальона. 150-ю дивизию поддерживали броневые единицы 232-го отдельного разведывательного батальона, а с бойцами 49-го стрелкового соединения шли в бой танки 85-го танкового батальона.

Для того чтобы бронемашины могли выйти на оперативный простор у Теренттиля, им надо было преодолеть частично занятый овраг ручья Мустаоя. Подрывавшие и выравнивавшие крутые склоны оврага саперы не додумались сделать танковые проходы широкими, и поэтому результаты их работы позволяли пройти только одному танку. Когда финны заметили это, им достаточно было подбить первый танк, чтобы вся колонна, следующая за ним, была блокирована. Из-за таких досадных промахов, машинам не удалось одновременно устремиться к вражеским позициям. В одних местах танки все еще искали обходные пути преодоления препятствия, тогда как в других они уже перемалывали траками снег полей деревни Теренттиля.

Пока советская бронетехника преодолевала глубокий овраг Мустаоя, роты красноармейцев уже вышли на перепаханное снарядами серое поле и стали приближаться к окопавшемуся в Теренттиля противнику. За небольшой промежуток времени между артиллерийским ударом и началом атаки финская пехота заняла стрелковые позиции и приготовилась к отражению атаки противника. Взорам занявших свои окопы солдатам предстала панорама поля, на которой к ним двигались тридцать танков. В полутора километрах западнее, к позициям в Кирвесмяки, приближалась еще одна группа из двух взводов бронемашин Т-26. За техникой большими скоплениями наступал личный состав 674-го и 756-го стрелковых полков 150-й дивизии. После разрыва последнего снаряда над полем нависла напряженная тишина. Безмолвие и тишину нервного ожидания нарушало пугающее лязганье и громыхание танковых гусениц, звук от которых нарастал по мере их приближения. Позади них трусцой приближались подразделения советской пехоты. Не останавливаясь ни на секунду, танки открыли огонь, полоснув снарядами по остаткам деревьев над финскими окопами. Среди обороняющихся послышались крики первых раненых: потери стали расти, вызвав у финнов еще большее раздражение бездействием своей артиллерии.

После пронзительных свистков командиров взводов по атакующим был открыт огонь из всех видов оружия. Из невидимых красноармейцам окопов застучали пулеметы, заглушив беспорядочный треск винтовочных выстрелов. Далее к общему шуму боя присоединилась финская артиллерия — на поле перед опорными позициями стали рваться шрапнельные снаряды и минометные мины. Столь организованный отпор вынудил стрелковые подразделения отойти обратно и залечь в спасительном рву, оставив свои танки один на один с противником.

Несмотря на внушительный удар обороняющихся, большинству советских танков удалось достичь проволочных заграждений и поелозить по ним, чтобы проделать проходы для своих пехотинцев. Затем они двинулись к финским окопам, перемахнули их и обнаружили себя уже в тылу противника. Но тут возникла проблема. Командиры машин не имели представления о том, что делать дальше. Пехота была отсечена, и залегла далеко позади. Для того чтобы снова увлечь ее за собой, танки повернули назад.

Тут-то и вступили в бой финские противотанковые орудия. Выкатывая легкую пушку «Бофорс» из замаскированной воронки, противотанкисты посылали снаряды в корму или в бок машины, пробивая броню танка насквозь.

Конечно, свою роль сыграли и пехотинцы, которые забрасывали советские танки «коктейлем Молотова», гранатами и так называемыми касапанос, связками тротиловых шашек, прикрепленных к длинной палке. Однако основной ущерб атакующей броневой поддержке Красной армии нанесли именно финские противотанковые орудия. Одним из известных примеров финского боевого эпоса является эпизод, когда солдат подбирается к танку сбоку и вставляет ему между катков крепкий кол, тем самым обездвиживая грозную машину. Возможно, такой случай и имел место, но о массовом применении этого варианта противотанковой борьбы вряд ли стоит говорить. Подобраться к стальному агрегату грозило смертельной опасностью, поэтому, как правило, с танками боролись штатными средствами и по возможности на значительной дистанции — бутылками с «коктейлем Молотова», гранатами и противотанковыми пушками.

Уничтожение машин 39-й бригады происходило и на западном фланге театра боевых действий — в Кирвесмяки, где к трем часам дня атака Красной армии также была полностью отбита. Там, на заснеженном поле, темными силуэтами застыла дюжина танков, из открытых люков которых лениво выбивался дым.

Через час атака повторилась еще раз. Теперь в бой были посланы подразделения второго эшелона. Результат оказался тот же. Сильный ружейно-пулеметный огонь и перегораживающая поле колючая проволока не давали возможности людям преодолеть хотя бы половину дистанции до вражеских траншей.

Танки опять выезжали на поле, опять возвращались к засевшим в овраге красноармейцам. Они вновь устремлялись к вражеским траншеям, искали подходящие мишени, но снова и снова встречали коварный удар снаряда из совершенно неожиданного места. Кочующие от ямы к яме расчеты финских противотанкистов действовали четко и быстро. Послав один-два снаряда в ближайшие неприятельские гусеничные агрегаты с дистанции сто — сто пятьдесят метров, три человека в белых балахонах мигом сворачивались и передвигались на другую позицию. Ближайший к подбитому товарищу танк засекал место, откуда был произведен выстрел, направлялся туда для ликвидации вражеской огневой точки, но не находил там уже никого. Более того, он сам мог в свою очередь подставиться под очередной огневой удар.

В овраге Мустаоя надрывно ревели моторами машины, которым не удалось преодолеть крутой склон. На краю рва их пытались прикрыть бронированными бортами их сослуживцы, уже преодолевшие это препятствие. На поле за оврагом дымилась подбитая бронетехника, подчас с уничтоженным экипажем внутри. Поврежденные, но не обездвиженные танки откатывались назад, за овраг, зачастую управляемые одними контуженными механиками-водителями, которые транспортировали на свои позиции изуродованные тела командира экипажа и башенного стрелка. Те машины, которые не пострадали, отъезжали назад и по пути подбирали на свою броню смертельно бледных раненых солдат-пехотинцев. Всю эту картину периодически скрывал пороховой дым, смешанный с выхлопными газами.

Командирский танк Дмитрия Лелюшенко без остановок метался от одного взвода к другому. Полковник выскакивал из люка, поднимал пехоту, затем снова прыгал в машину и возвращал подчиненные экипажи, орал на саперов, выслушивал неутешительные донесения и снова и снова с болью смотрел, как гибнет его бригада.

К пяти часам вечера на сборный пункт соединения прибыло четыре бронемашины. Наступившие сумерки притупили накал сражения, уступив место подсчету потерь.

После бессонной и нервной ночи опустошенные и вымотанные командиры-танкисты оценили ущерб первого боя.

Погибло двадцать пять человек, было ранено двадцать семь, пропало без вести шесть. Погиб командир роты воентехник II ранга Руфов, еще накануне пламенной речью призывавший своих коллег «громить белофинских бандитов и освобождать народ Финляндии от гнета капиталистов». Погибли политрук роты Плотников, командир взвода лейтенант Булкин, младший лейтенант Домоганский, погибли механики и наводчики, стрелки и связисты.