Книга Русская военно-промышленная политика. 1914-1917. Государственные задачи и частные интересы - Владимир Поликарпов

Борьба со «снарядным голодом»

«Снарядный голод» ощущался еще более остро, чем нехватка винтовок. Юго-Западный фронт в первые же бои, к 1 сентября 1914 г., «издержал» «весь запас», всю норму в 1000 патронов на орудие. А к 1 декабря артиллерия на фронтах получила все остававшиеся запасы выстрелов.

По утверждению Н. Стоуна, Военный совет, высшая в системе снабжения инстанция, проявил свою косность и непонимание обстоятельств момента: в сентябре 1914 г. по-скопидомски сократил заявку ГАУ и вместо 2 млн. снарядов разрешил заказать лишь 800 тысяч. В целом сделанные «за этот период» заказы не достигали даже посильной для русской промышленности нормы выпуска — 5 млн. орудийных патронов в год. Источник этих странных сведений не указан — и едва ли случайно, но, при всех искажениях, узнаваем.

Здесь все перепутано — хотя и в определенном порядке, чтобы подкрепить идею автора: в кризисе снабжения фронта проявилась не экономическая слабость страны, а неспособность административного аппарата к организационной деятельности.

Во-первых, Маниковский (у него, очевидно, позаимствовал исходные сведения Стоун) объяснял сокращение заказа не скупердяйством членов Военного совета, а тем, что «удалось в этот раз разместить» заказов меньше, чем следовало, то есть дело уперлось именно в отсутствие поставщиков. К схеме Стоуна подобное объяснение не подходит, а раз так, лучше обойтись без ссылки на Маниковского. Во-вторых, рассматриваемый эпизод относится не к сентябрю, а к августу 1914 г., когда провал снабжения еще не осознавался Ставкой, и она только начинала беспокоиться. «Уже около двух недель ощущается недостаток артиллерийских снарядов…» — телеграфировал царю Верховный главнокомандующий 8 (21) сентября. Неправильное решение Военного совета, которое подразумевает Стоун, состоялось 14 (27) августа, то есть ранее, чем появилось неприятное ощущение в Ставке. 14 августа прошло «общее заседание» Военного совета, окончательное, оно согласилось с заявкой ГАУ. В-третьих, на состоявшемся перед тем предварительном «частном заседании» члены Военного совета, еще не имея повода тревожиться, думали отклонить заявку ГАУ в целом, а не сократили, вопреки утверждению Стоуна. В-четвертых, еще до поступления панических сигналов из Ставки ГАУ (Смысловский) убедило Военный совет все-таки дать заказы, и при этом не на 2 млн. снарядов, а на 2 784 000 трехдюймовых (постановлениями от 14 августа, 6 и 10 сентября 1914 г.), не считая 48-линейных.[62] В-пятых, в течение сентября 1914 г. частных контрактов было заключено даже не на 5 млн. снарядов (как считал бы правильным Стоун), а на 6 941 000 (казенные заводы к августу и так уже были загружены до предела).

В последних числах ноября — начале декабря 1914 г. артиллерия получила директиву: расходовать в день не более одного снаряда на орудие. Смысловский, вызванный в Ставку 15 декабря 1914 г., когда услышал, сколько снарядов нужно для продолжения операций — около 900 тысяч (всех калибров) в месяц, уверенно ответил, что «к весне промышленные силы России этого количества ни в каком случае дать не могут и что поэтому все решение вопроса зависит от своевременности поставки [орудийных] патронов из-за границы».

Вслед за Верховной следственной комиссией ряд авторов объясняет длительность острой фазы «снарядного голода» «простой причиной»: в ГАУ, как пишет Стоун, «не могли представить, что русские предприниматели способны производить снаряды», «не доверяли им», или, как писал Сидоров, ГАУ, «не надеясь на внутренние возможности производства», обратилось за границу, тогда как требовалось «широкое» использование русской промышленности: надо было «привлекать не десятки, а многие сотни, если не тысячи предприятий страны». Ту же мысль развивает X. Стрэчен: Сухомлинов «предпочитал ограничивать заказы, передаваемые русской промышленности, и вместо этого направлять дополнительные запросы за рубеж». Представление о неиспользованных безграничных возможностях русской снарядной индустрии противоречит фактам, которые должен был иметь в виду Смысловский (и признавал Сидоров). Даже заводы, осенью 1914 г. уже занятые изготовлением снарядов либо хотя бы еще только намеренные взяться за это производство, — все они, принимая в тот момент заказы ГАУ, в заключаемых договорах устанавливали сроки поставки лишь отчасти начиная с января, а главным образом — с марта — мая по октябрь 1915 г. Но выдержать и эти сроки часто не удавалось (столь же часто, как и по иностранным контрактам), преимущественно из-за несвоевременного получения заводами станков, ожидаемых из-за границы.

Довольно распространенная у нас, как писал еще Н.Н. Головин, точка зрения, будто накопленных к 1917 г. снарядов с избытком хватило еще и на Гражданскую войну, относится к разряду легенд[63]. Она не учитывает, что нужда в снарядах зависела от количества имеющихся орудий, а оно в 1917 г., как и в 1915 г., не выдерживало сравнения с артиллерией противника и союзников. Как пишет С.Л. Федосеев, «снарядный голод» был преодолен «в основном в легкой артиллерии», и то «только в отношении имеющихся орудий, а не к потребности войск в поддержке артиллерии». По Головину, если вопрос о снарядах также и к легким гаубицам и тяжелой артиллерии «не обострялся», то не по причине мощно развернувшейся работы русских военных заводов, а лишь потому, что «количество этого рода орудий было все время значительно меньше нужной для армии нормы». К тому же в 1916 г. начали поступать выстрелы (то есть вполне готовые к использованию снаряды) для таких гаубиц из Франции, Англии и Японии (1,7 млн.; в 1917 г. — еще 906 тысяч, тогда как в 1915 г. — лишь 129 тысяч). Что же касается снарядов для гаубиц в 203–305 мм и 254-мм пушек, то с ними «мы справиться до самого конца войны действительно не могли», вообще от русских заводов было получено менее трети выстрелов крупного калибра, остальное поступило из-за границы, в основном в 1916–1917 гг. Число имевшихся на фронтах тяжелых 42-линейных, то есть 4,2-дюймовых, или 107-мм, пушек было ничтожным, так что требовалось «и ничтожное к ним количество выстрелов»; орудия крупных калибров получали в 1916–1917 гг. «десятую [часть] того, что им было нужно в действительности».