Книга Синагога и улица - Хаим Граде

Чтобы соседи по двору и улице не догадались, что она шпионит за Мойшеле, Нехамеле составила целый план. Она знала, что прежде, чем отправиться куда-либо, муж сперва придет с работы домой. И в такой вечер, когда Мойшеле ужинал и Нехамеле поняла, что сейчас он уйдет, она сказала ему, что ей обязательно надо к соседке на улицу Стекольщиков. Через пару минут она вышла из дома с одной только маленькой сумочкой в руке.

Нехамеле остановилась недалеко, за углом, мимо которого ее муж обязательно должен был бы пройти, куда бы он ни направлялся. Мойшеле появился гораздо раньше, чем она рассчитывала, как будто хотел сбежать из дома до ее возвращения. Когда она увидала его, первой мыслью было: он оставил дверь открытой и надо бежать домой, чтобы их не обокрали. Однако она сразу же вспомнила, что муж знает о втором ключе от квартиры, лежащем в ее сумочке, а потому, выходя, наверняка запер дверь. Нехамеле даже рассердилась на себя за то, что думает о хозяйстве в то время, как ее муж ходит к другим женщинам.

Вместо того чтобы пойти по Широкой, а потом по улице Бакшт к модистке Берте Сапир, Мойшеле повернул на Рудницкую[107] и пошел по ней. Значит, он не ходит к этой шляпнице! Нехамеле вздохнула было с облегчением. Но потом забеспокоилась, как бы он не повернулся и не заметил, что она идет за ним. Вдруг ее сердце екнуло: а что, если она увидит, как он встречается с женщиной красивее нее? «Они наверняка встречаются в доме, а не на улице», — утешала себя Нехамеле. И тут же испугалась, что так и не увидит женщину, которая ждет ее мужа.

Мойшеле прошагал вдоль всей улицы Стефана и повернул направо, мимо раскопанной горы, с которой жители пригорода развозят тележки с глиной. Он пошел дальше мимо рынка, на котором продавали старую мебель, пока улица не стала шире, а поток людей — жиже. Он снова свернул, на этот раз — на тихую богатенькую улицу, и Нехамеле скрытно, на расстоянии, двинулась за ним. Она поминутно перебегала от ворот к воротам и пряталась под их арками, как в ливень, когда всем приходится искать укрытия, чтобы не промокнуть. Наконец Мойшеле остановился и посмотрел через улицу на парадный подъезд с широкими каменными ступенями. Нехамеле благодаря своему острому зрению смогла прочитать издалека вывеску над входом: «Школа гадлёва»[108]. Так кого же он здесь ждет?

У четырех-пятиэтажных зданий на этой улице были большие четырехугольные окна и чистые балконы со множеством цветочных горшков. Был месяц тамуз[109], когда дни — самые длинные в году и солнце еще высоко. Здания на одной стороне улицы сияли червонным золотом, а на противоположной — искрились голубоватой белизной. Женщина забилась в нише ворот, закрытых на три четверти, но с распахнутой над высоким порогом калиткой во двор. Глядя на деревья, стоявшие вдоль тротуаров, Нехамеле снова вспомнила о своей одинокой, но спокойной юности, о своей комнатке на утопающей в зелени улице Копаница над Поплавским мостом. Здесь же тротуары буквально сверкали чистотой, ровный каменный мост был аккуратно отремонтирован, деревья выглядели специально посаженными, подстриженными и чуть ли не раскрашенными. Через маленькую калитку в воротах вышла пожилая женщина в длинном платье и широкополой шляпе, с шелковым зонтиком в руке. Нехамеле вжалась в стену, как будто вдруг обнаружила, что она полуголая. Она была одета так, словно действительно выбежала к соседке, как и сказала мужу. На ней было домашнее платье с рукавами до локтей, а в руках — старенькая сумочка.

Из польского училища начали выходить люди — поодиночке, парами, по нескольку человек сразу, все взрослые мужчины и женщины. Пожилой мужчина в очках и с палочкой в руке, вероятно учитель, гулко, на всю улицу, откашлялся и сплюнул в носовой платок. Мойшеле Мунвас все еще стоял на тротуаре напротив здания коммерческого училища и смотрел или делал вид, что смотрит, на крышу здания, словно удивляясь, что из труб не идет дым. Из училища вышла женщина. Она бросила взгляд через дорогу на Мойшеле Мунваса. Он поспешно сошел с тротуара на проезжую часть, но сразу вернулся назад по знаку женщины. Мойшеле пошел в направлении Погулянки[110], и женщина по противоположному тротуару пошла в ту же сторону. У Нехамеле кружилась голова, рябило в глазах, сердце ее остановилось и сразу же снова застучало, застучало, как молот. Нет, этого не может быть, это какое-то недоразумение! Но все в той женщине — фигура, одежда, походка — все говорило, что это она. Она!

Слесарева Итка с медными косами!

Во дворе уже знали, что дочь слесаря ходит на вечерние курсы изучать бухгалтерию. Соседи говорили между собой, что воистину настали времена прихода Мессии, если слесарь на это согласился. Нехамеле тоже не раз видела через окно своей квартиры, как Итка возвращается домой из училища с книгами под мышкой. Теперь эта самая Итка шла со своими книгами на Погулянку. Через минуту Мойшеле перешел на ту же сторону улицы, по которой шла она, и направился за ней.

Потом Нехамеле не могла понять, как она тогда не убежала от этой беды. Около православной церкви Итка пошла мелким, неспешным шагом, Мойшеле зашагал быстрее, и они поравнялись. Какое-то время шли вместе, разговаривали о чем-то, а потом он снова отстал, чтобы никому не могло прийти в голову, что эти двое имеют друг к другу какое-то отношение. Нехамеле поняла, что в ту минуту, когда Мойшеле и Итка шли рядом, они, вероятно, договорились о месте тайного свидания.

Пройдя вверх по Погулянке, Нехамеле остановилась около двух каменных колонн, там, где когда-то заканчивался город. Боясь увидеть, как эти двое входят в Закретский лес или исчезают в каком-нибудь доме, она резко повернулась и побежала обратно вниз, домой. Ей ни на мгновение не приходило в голову устроить скандал или довериться кому бы то ни было, насколько напугана она раскрытием тайны, что ее муж крутит роман с дочерью самого богобоязненного еврея их двора и всей улицы. На нее напал страх, ужас. Ей казалось, что, если люди узнают, мир может, не дай Бог, рухнуть. Она понимала, что и ее муж боится, как бы об этом не узнали, поэтому и ходит в последнее время такой озабоченный и нервный.

Когда Мойшеле вернулся домой, Нехамеле боялась даже посмотреть на него. На следующий день после работы обивщик никуда не пошел. Он ужинал, опустив голову к самому столу, а жена, стоя за его спиной, смотрела в окно. Она знала, что Итка работает в скобяном магазине до четырех часов, когда заканчивается наплыв покупателей. Но было уже шесть, а Итка еще не появилась. Наконец она пришла, но не с книжками под мышкой. В этот день она не ходила в училище. Она пришла с двумя большими картонными коробками.

Нехамеле, окаменев, смотрела, как эта девица прыгает вверх по ступенькам и не сразу входит в свою квартиру, а крутится перед глазами Мойшеле. Эта уличная девица хочет, чтобы он разглядел ее жакет кофейного цвета, ее черное складчатое, как гармошка, платье, ее длинные черные перчатки и шляпку из темно-красного плюша с лентой и кружевами! Потом она повернулась, чтобы ему были видны ее медные косы, и стала пританцовывать, чтобы продемонстрировать сумочку с позолоченными краями.