Книга Золото тайги - Максим Дуленцов

Муж все не возвращался из Петрограда, время текло медленно, и страсть овладела ею окончательно и бесповоротно. Виктор вечерами нашептывал ей о том, что после войны увезет ее к себе в город Кейптаун, где плоская Столовая гора и шумящее море, где они вместе будут ходить на его яхте, скакать по прериям на лошадях и искать алмазы на приисках, принадлежащих его отцу. Он обещал ей рай. И она была согласна на всё. Согласилась пойти и в комнату, довольно дорогую для простого прапорщика, на Сибирской улице в Королевских номерах: ее, по рассказам Виктора, снимал ему полк за выдающиеся заслуги. Там она не смогла, да и не хотела противостоять ласкам и уговорам пылкого молодого человека, ум ее затуманился, и случилось то, чего не должно было случиться. И самое ужасное, что это ей очень понравилось. Наутро Виктор объявил, что ему срочно нужно в полк, быстренько поцеловал Варю и выпроводил вон, пообещав, что вскоре вернется и все устроит с переездом в Африку. Но ни на следующий день, ни через неделю не появился. Уже в июле Варя осмелилась зайти в номера, спросить, где проживает прапорщик Шеин, но там ей объявили, что такого господина не знают и он тут никогда не жил.

«Что я наделала», – подумала Варя, осознавая всю чудовищность своего поступка. Но воспоминания о прекрасных моментах затмили боль разочарования, и Варя начала потихоньку забывать всё, тем более, давно вернулся Иван Николаевич. Он был весь в делах и даже Варе велел бросить ее начальную школу, чтобы помогать ему в казначействе. Но долго еще перед сном она на мгновение видела себя в Африке, стоящей на Столовой горе рядом с Виктором, нежно обнимающим ее, а вдалеке с грохотом разбивались о скалы пенные волны двух океанов.

* * *

Группа дезертиров пробиралась по бескрайним равнинам Малороссии, избегая хуторов и поселков. Василия Андреевича сначала мучила мысль о нарушении присяги, но Оборин развеял ее, сказав, что лучше немного помучиться совестью, чем лежать мертвым в овраге. Семен и Мартюшев одобрили позицию прапорщика и поначалу бодро шагали по холмам Прикарпатья. План был таков: выйти к Киеву, а там прямой поезд на Москву. Идти большаками, ночевать в хуторах, там и телегу попросить, если станет возможным. Города обходить, дабы не нарваться на революционных солдат или заградительные роты, ловившие дезертиров. Но, по-видимому, отрядов таких уже не стало. В Ставке хозяйничали большевики, а это, судя по их действиям в полку, гораздо хуже, чем заградроты. Но в первом же хуторе, куда ночью они постучались в надежде получить кров и пищу, из щели ворот на них был нацелен ствол ружья, и они услышали слова, которые не раз еще услышат по дороге до Киева:

– Геть, москали! Убью!

– До Киева пятьсот верст. Эдак мы когда дойдем? – задал риторический вопрос прапорщик.

– На Львов повернем, там постараемся на поезд сесть, – задумчиво произнес Василий Андреевич. Остальные молчали, потому что ни унтер Мартюшев, ни Семен в картах не разбирались и смутно себе представляли, где сейчас находятся.

Но, как оказалось, Львов давно был занят немецкими войсками. Узнали они об этом позже, когда в один из холодных декабрьских дней наткнулись на немецкий кавалерийский разъезд. Немцы вели себя свободно, ни от кого не прятались и ничего не боялись.

– Хальт! – окрик конных заставил группу замереть.

Семен поднял руки, прошептав:

– Откель они здеся? Мы же в тыл шли…

Мартюшев медленно положил винтовку на землю, презрительно глядя на немцев.

– А, гутен таг, герр офицер. Кто ви? – обратился старший разъезда к штабс-капитану.

– Мы идем в тыл.

– А, тил. Это надо. Тил туда, – немец указал рукой направление, – здесь нихт тил, туда, – еще раз махнул, отдал честь, и конные уехали прочь.

– Как у себя дома ездют. И не тронули. А наших-то нету тут, – сокрушенно заметил Семен.

– Все поразбежались, как и мы. Некому Россию защищать, – подтвердил Оборин. – Ну что, идем, куда немчура указала?

Василий Андреевич утвердительно кивнул, и они побрели. Через несколько верст показалась железная дорога.

Поезд медленно тянулся по степи. То ли он был старый, то ли машинист жалел всех, кто на ходу пытался залезть в небольшой переполненный состав. Штабс-капитан с товарищами бегом нагнали хвост поезда. В вагоне было тесно, пахло салом, кислой капустой. Мартюшев протиснулся поглубже, махнул рукой остальным:

– Тута местечко предлагают, идемте.

В бывшем купейном вагоне со сломанными дверцами в проходе сидели мешочники, мужики и бабы, шелестел украинский говор. В купе, куда Мартюшев позвал, всё было забито, но черноволосый парубок в меховом жилете поверх атласной косоворотки и новеньких сапогах гармошкой с улыбкой пригласил к себе:

– Митьша, геть со шконки, дай шановним панам разместиться. Ласкаво просимо до нас!

Маленький, тусклый, с узким лицом, Митьша уполз куда-то под самый потолок вагона, остальные уплотнились, подвинулись, освобождая место для вновь прибывших.

– Вашбродь, сидайте, я тута на полу…

Василий Андреевич сел на лавку, рядом примостился прапорщик.

– Спасибо, господа. А куда этот поезд направляется?

– «Господа», – усмехнулся парубок. – Уважают нас, парни. Поезд на Киев идет, куда еще? Москали?

– Подданные Российской империи.

– А есть такая еще? – засмеялся чернявый.

Оборин пожал плечами. Штабс-капитан нутром почуял нехорошее, сжалось что-то в груди, как всегда, когда потом страх подтверждался или кто-то умирал.

– Ну что, подданные, гляжу, офицеры? А ну, вынимай, чего есть, из карманов. И ты, служивый, сидор развязывай, а это мы в сторонку поставим. Только тиха! – Кто-то сверху утянул у Мартюшева винтовку, а на Василия Андреевича и Оборина с нескольких сторон уже глядели стволы револьверов. Чернявый хлопец приветливо улыбался, тоже держа револьвер у колена.

Штабс-капитан вздохнул, осторожно вынул из кобуры наган, положил на столик. То же самое проделал прапорщик.

– Карманы выворачивай, панове!

На стол легли три рубля серебром с мелочью, погоны, снятые с шинели на всякий случай, полбуханки хлеба из мешка Мартюшева, портсигар трофейный серебряный, которого Василию Андреевичу было жаль, всю войну прошел с ним, да и в заначке там оставались еще четырнадцать хороших папирос, бронзовая иконка прапорщика да «Станислав» с мечами.

Бандиты недоуменно осмотрели добычу. Щуплый вертлявый Митьша схватил орден, попробовал его на зуб.

– Золотой?

– Положь, такие с сабельками крест-накрест нынче золотыми не льют, много золота уйдет, – остановил его чернявый хлопец. – С фронта, что ль?

Василий Андреевич кивнул.

– То-то, я гляжу, не орете, не визжите, не ругаетесь. Сказали – выполнили. Небогато трофеев вам на войне досталось. Что же мне с вами делать?

– Да что, Юркий, волыны заберем, их на красный галстук – и с майдана…