Книга Клеопатра - Стейси Шифф

Но в сорок шестом году о магии никто не помышлял. Вопреки мнению, которое могло сложиться у читателя, Клеопатра не сидела безвылазно на вилле Цезаря в окружении домочадцев, а довольно часто выбиралась в город. Среди ее придворных были те, кто впервые попал в Рим еще в свите Авлета и знал, в каких домах гостье из Египта будут рады. Царица вот уже который месяц жила в пространстве латыни; погрузившись в чужую языковую среду, она обнаружила, что существуют непереводимые понятия. Даже юмор в двух городах был разный: соленый и прямолинейный в Риме и утонченно-ядовитый в Александрии. Римляне не привыкли смеяться над собой. Греческие ирония и вольномыслие были у них не в почете.

Когда наступила весна и возобновилась навигация, Клеопатра засобиралась домой, пообещав вернуться в Рим до конца года. Она и так бросила Египет без присмотра на целых восемнадцать месяцев. Один затянувшийся визит было благоразумнее разбить на два покороче. Путешествие с севера на юг было довольно изнурительным, хотя и не таким, как с юга на север. Отплытие состоялось в конце марта — начале апреля: к этому времени у египетского побережья стихают бури. Пускаться в путь зимой смельчаков не находилось; навигация открывалась весной, «когда листья фигового дерева становились размером со след вороны». Если Клеопатра действительно отправилась домой весной, она могла вернуться в Александрию не раньше осени. Уверения Светония, что Цезарь спешил расстаться с Клеопатрой, заслуживают доверия лишь в том случае, если она и вправду собиралась вернуться.

Светоний, живший на целый век позже, но располагавший надежными источниками, утверждает, что прощание влюбленных было столь же тягостным, сколь и предыдущее на берегу Нила. Римский диктатор отпустил свою подругу неохотно, «с неслыханными почестями и богатыми подарками». Он признал Цезариона и позволил «дать ребенку свое имя». Причин для колебаний у полководца не было; в сорок пятом году сын — наследник восточного трона, прямой потомок Александра Македонского, — был как никогда кстати. Да и странно было бы отрицать очевидное. Двухлетний Цезарион с каждым днем все больше походил на отца лицом и повадкой. Вот зачем Клеопатра приезжала в Рим: ради признания Цезаря стоило пересечь Средиземное море сколько угодно раз. Как сказал один автор, — и как многие твердили по разным поводам — в переговорах египтянки с римлянином царевич оказался самым надежным аргументом. Предметом переговоров было официальное признание ее другом Рима, за которое отец Клеопатры готов был заплатить немыслимую сумму в шесть тысяч талантов.

Как еще объяснить столь затянувшийся визит (или правильнее сказать: визиты?) Клеопатры в Рим? Слишком многое было поставлено на карту, чтобы позволить чувствам взять верх над политическим расчетом. Цезарь сам призвал к себе Клеопатру; какими мотивами все эти восемнадцать месяцев руководствовался он, вопрос очень важный, но ответ на него нам неизвестен. Вероятно, враги Цезаря были правы, и полководец с египтянкой всерьез задумывались о совместной жизни. Клеопатра до конца своих дней хранила полные страсти и нежности письма Цезаря, возможно, какие-то из них были написаны в промежутке между сорок восьмым и сорок шестым годами. Вот чем обернулась в реальности прекрасная ваза со змеями. Царица хотела втолковать всему окружению полководца простую истину: Египет всегда будет верным другом Рима, но никогда не станет римской провинцией. Однако Сенат был весьма неоднородным и поддерживал Цезаря далеко не во всем. Клеопатра постаралась отыскать в нем союзников, чтобы заручиться поддержкой в Риме и тем самым укрепить свое положение дома (Цицерон не стал бы возлагать на Сенат столь большие надежды. «Свет еще не видывал таких бездарных комедиантов», — аттестовал он своих соратников). Египетская царица вновь посетила Рим в сорок пятом году, к тому времени Цезарь уже успел вернуться из Испании и определить участь восточных земель. Клеопатра должна была вмешаться в передел мира хотя бы из-за Кипра, формально остававшегося владением ее брата и не желавшего покоряться новой правительнице. Возможно, царица вынашивала и более дерзновенные планы, мы о них никогда не узнаем. Ее мотивы ясны и просты. Для Рима интриги Птолемеев были не в новинку. Но Роман Клеопатры и Цезаря оказался последней каплей. Таких скандалов прежде не случалось. Египтянка оказалась не преданной и скромной Пенелопой, а Еленой Троянской, безрассудной искательницей приключений и губительницей царств.

Глава 5

Человек — животное политическое

Да хоть бы жен и не было в помине…

Еврипид

«Я не представляю, как мыслящий человек может быть счастлив в наше время», — произнес Цицерон незадолго до того, как Клеопатра впервые ступила на римскую землю. После изматывающего военного десятилетия причины для пессимизма были не только у оратора, но и у большинства римских граждан. В городе несколько месяцев «творился великий хаос», и Клеопатра отлично это знала, а потому старалась действовать с умом. При помощи своих советников царица наладила контакт с высшими слоями римского общества. Она не могла позволить себе пренебрегать особенностями тамошнего политического ландшафта. Жизнь города была пронизана острой тревогой о завтрашнем дне. Реформы Цезаря дали определенную надежду на будущее, но удастся ли ему снова сделать Республику единой? Слишком долго все жизненные устои пребывали в перевернутом состоянии, конституция попиралась, произвол брал верх над законом. Цезарь вознамерился вернуть жизнь в прежнее русло, благо его собственная власть крепла. Полководец контролировал выборы и влиял на приговоры суда, сводил счеты, награждал верных, наказывал предателей. Власть Сената таяла на глазах. Стали поговаривать, что в Риме под видом республики возрождается монархия. Раздосадованный Цицерон предсказывал три возможных варианта развития событий: «Бесконечная война, чудесное избавление или окончательная гибель».

Вернувшись из Испании, Цезарь во всеуслышание объявил о том, что последние сторонники Помпея повержены и гражданская война окончена. Полководец осел в Риме на долгие мирные четырнадцать лет. Их роман с Клеопатрой продолжался, несмотря на общественное мнение. Римский народ, совсем как мы сейчас, не мог взять в толк, отчего египтянка никак не уберется восвояси. Клеопатра давно привыкла к нелюбви толпы; теперь эта привычка оказалась кстати. Тому, кому приходится балансировать между поклонением и презрением окружающих, не позавидуешь. И все же трудно представить, что восточная красавица не вызывала у римлян если не восхищение, то по крайней мере любопытство. Следуя заветам отца, Клеопатра не упускала случая продемонстрировать щедрость; Авлет раздавал взятки и влезал в долги, его дочь делала дорогие подарки. В пользу царицы говорил и гибкий, утонченный ум — то, что всегда ценилось в Риме.

Появление египтянки сказалось и на римской моде; вслед за ней горожанки стали заплетать десятки маленьких косичек и укладывать их венцом вокруг головы. Римское общество было стратифицированным, в нем чрезвычайно ценился статус. Происхождение, образование, деньги имели огромное значение. Клеопатра была выходцем из среды, в которой социальные нормы ценились не меньше, чем в Риме. Застольные беседы римских интеллектуалов мало отличались от александрийских. Чуткая и внимательная гостья, египтянка быстро овладела искусством утонченной политической сплетни и столь ценимой в Риме ни к чему не обязывающей легкой болтовни, которая, как тогда говорили, дает настояться вину. Самым желанным собеседником был «не болтун и не молчун». За ужином говорили о политике, науке, искусстве, касались и вечных тем: что первично, курица или яйцо? Почему с возрастом развивается дальнозоркость? Отчего евреи не едят свинины? Клеопатра была гостьей Цезаря, и одиночество ей не грозило (сам Цезарь презирал кривотолки. «Сплетни его не интересовали», — уверяет нас Дион). Вилла диктатора притягивала интеллектуалов и опытных политиков. Всем хотелось познакомиться с утонченной, щедрой, экзотической царицей. И многим она наверняка нравилась. Но до нас дошли показания всего одного свидетеля, римского златоуста, который, по словам современников, «вгрызался в противников, словно пес». «Я ненавижу царицу», — заявил Цицерон. Историю пишут ораторы.