Книга Строгановы. История рода - Татьяна Меттерних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья выглядела прелестно и производила на окружающих чрезвычайно приятное впечатление. За её обворожительной внешностью скрывались сильный характер и изысканный, тонкий ум. После возвращения из Италии она занялась переводом Дантовского «Ада», чтобы усовершенствовать свои познания в русском языке. Павел и Софья пришли к выводу, что, кроме европейского воспитания, у них много общего. Как и многим молодым людям, воспитанным за границей, им предстояло заново знакомиться со своим отечеством, со своей Родиной, и вскоре они проявили себя горячими патриотами. Всё свидетельствовало о том, что они предназначены друг для друга, и их семьи решили ускорить бракосочетание молодых людей. Их отношения превратились в счастливый и прочный брачный союз, несмотря на многочисленные испытания и длительную разлуку.
В 1794 году у них родился сын Александр. За ним последовали четыре дочери: Наталия, Аделаида, Елизавета и Ольга. В конце царствования императрицы Екатерины II молодые перебрались к отцу Павла, Александру Сергеевичу, в его петербургский дворец.
Старый граф Александр Сергеевич Строганов весь ушёл в заботы о здоровье его любимого маленького внука и переживания из-за того, что у маленького Александра болели зубы. Он просил свою невестку, которую он боготворил, не испытывать чувства обиды по поводу того, что вмешивался в дела, связанные с уходом, здоровьем своего любимчика, и просил успокоить его заверением, что бедное дитя уже не страдает из-за различных недомоганий. «Извини меня, – повторял Александр Сергеевич Строганов, – что я снова справляюсь, приняла ли ты все меры предосторожности в отношении здоровья маленького Александра – в чём я абсолютно уверен… Но если бы Ты знала, как вы все трое мне дороги, как я Вас люблю!..» Затем Александр Сергеевич сообщил, что их брата Андрея (Воронихина) приняли в Академию художеств, чему все очень рады, и что когда они приедут, он представит Воронихина уже в соответствующей форме, которую носят студенты Академии художеств.
Между молодыми Строгановыми и будущим государем Александром I и его застенчивой супругой Елизаветой Алексеевной, принцессой Баденской, возникла тесная дружба. Ученик Лагарпа (Laharpe) Александр и ученик Жильбера Ромма – Павел восхищались высокими идеалами Французской революции, которые омрачали ужасные события во Франции. Между ними велись горячие дискуссии о возможностях улучшить жизнь народа в России.
Между тем сумасбродство Павла I, его вздорные указы и произвол, подозрительность и неуверенность привели к атмосфере недоверия и взаимной подозрительности и террора. Александр знал о заговоре с целью заставить отца отречься от престола. Однако он сам в этом не участвовал. Государя лишили жизни его ярые противники. Его наследник, Александр I, всю свою жизнь не мог освободиться от чувства личной вины за убийство отца, что наложило отпечаток на всё его царствование.
12/23 декабря 1777 года, в день рождения Александра I, его бабушка Екатерина II записала пожелания в отношении воспитания своего внука: «Если бы я могла просить добрую фею о благодеянии, я бы попросила, чтобы мой внук оставался самим собой. Опыт придёт с годами».
«Пусть Господь хранит Тебя от всякого лукавства, – заклинала Екатерина своего внука Александра. – Великим людям должно быть чуждо лицемерие».
Екатерина имела в виду открытость, откровенность, то есть такие качества, которых феи начисто лишили её внука Александра. Привлекательная внешность Александра притягивала к нему всех, кто с ним общался. Однако его опыт, полученный в годы юности, когда он рос среди двух враждующих между собой лагерей придворных, научил его скрывать свои подлинные чувства. Он угождал как своей великодушной бабушке, так и сумасбродному тирану-отцу в Гатчине, ярому поклоннику Пруссии, который из-за своей нерешительности метался из одной крайности в другую. Такое двойственное воспитание и противоречивые влияния выработали в его характере, в его душе какой-то вакуум, слабость, которая вводила в заблуждение и из-за которой его стали называть «Сфинксом», который «унёс свои тайны в могилу», по меткому замечанию Александра Сергеевича Пушкина.
Александра I упрекали в неискренности, но дипломат Жозеф де Местр (Joseph de Maistre), знавший его хорошо, называл эту черту характера застенчивостью великодушной, благородной и нераскрытой души – “une pudeur d’ame d’elite meconnue”. «Александр I не желал относиться к тем людям, которых он терпеть не мог, таким образом, как было свойственно тиранам».
Луи Коленкур (Coulaincourt), французский посол в Российской империи, считал, что «Александр I был склонен к раздумьям, а определённые черты его характера указывали на его незаурядный ум». Его натура носила отпечаток скрытой глубокой религиозности, которая в век рационализма могла быть неправильно воспринята, неправильно понята.
«Если бы я был женщиной, я бы непременно влюбился в него», – говорил Наполеон. Император Франции считал Александра I исключительно умным, образованным, интеллигентным человеком, однако добавил: «И тем не менее, в его натуре как будто чего-то не хватает». На что Меттерних в своих мемуарах рассудительно заметил: «Сомневаюсь в этом, полагаю, что, наоборот, у него в характере что-то лишнее».
Друг Александра I – князь Адам Чарторыйский восхищался его великодушием, но видел и некоторую ограниченность Александра, а его любимая сестра Екатерина говорила о своём брате: «Моему брату не повезло, ему так и не удалось стать настоящим мужчиной. Он ещё мальчиком вступил на престол».
Александра I никогда не покидали привлекательность и простота. Он избегал всякой роскоши. В одиночестве гулял по улицам, останавливался, чтобы поболтать с какой-нибудь дамой своего круга у дверцы кареты. Он посещал своих друзей без всякого эскорта и танцевал с провинциальными дамами. Один француз, Monsieur de la Ferronays, заметил: «Александр производит приятное впечатление при каждой встрече или беседе с ним. Однако имеется много доказательств того, что его характеру не хватает той энергии, которая заключена в его словах. Несмотря на это, его слабость может внезапно превратиться в порыв бурной деятельности, в нервный всплеск, в результате которого могут быть приняты решения с далеко идущими последствиями».
Когда Александр I вступил на трон, в Санкт-Петербурге находился лишь один из его ближайших друзей. Новосильцев был в ссылке в Англии. Князь Адам Чарторыйский представлял Россию в Неаполе, граф Кочубей был направлен в Дрезден, а его швейцарский воспитатель и учитель Лагарп (Laharpe) – в Париж[36].