Книга Строгановы. История рода - Татьяна Меттерних
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ноябре 1790 года граф Александр Сергеевич Строганов получил от Павла письмо. Оно состояло из набора высокопарных лозунгов, которым его научили в Париже. Павел писал, что он в самом деле член “Club des Yacobins”, что он уже дважды представлял этот “Club des Yacobins” в Национальном собрании, чтобы «воздать должное и прославить вселенную». Его намерения и цели благородны и чисты. Он на стороне справедливости и преклоняет перед революцией колени, однако считает совершенно неприемлемым перенесение революционных потрясений в российские условия. От него, видимо, ожидают, что он может изменить свои убеждения, как флюгер от дуновения ветра, не учитывая, что его взгляды основываются на справедливости, здравом смысле и чувствах, которые нельзя без всяких колебаний просто так отбросить, нельзя не принимать во внимание… Он уже давно решил, что ему не следовало бы возвращаться в Россию, если бы не его отец, к которому он испытывал глубокое уважение и любовь. У него открылись глаза на все ужасы деспотического режима; с тех пор как он познал народ, который в одно мгновение сбросил с себя ярмо тирании, избавившись от угнетения, сладкий голос свободы звучит призывающе в его ушах… Ему не суждено было участвовать в последующих событиях.
Граф Александр Сергеевич Строганов делал всё от него зависящее, чтобы его сын возвратился в Россию. Он послал за Павлом своего племянника Новосильцева[35], который, «несмотря на свою молодость, был достаточно рассудительным и осмотрительным». Его сопровождали Демишель и Воронихин. Они должны были убедить Павла вернуться в Россию. Александр Сергеевич вручил им значительную сумму денег, чтобы они передали эти деньги Жильберу Ромму в знак признания его заслуг; однако Ромм сначала отказался от них. Когда же сумма была утроена, то уже никакая республиканская совесть не препятствовала Жильберу Ромму взять эти деньги.
Строганов тактично воздержался от передачи указания о том, что Жильберу Ромму запретили возвращаться в Россию. Но так или иначе, Жильбер Ромм как воспитатель Павла Строганова уже изжил себя. Павел в нём больше не нуждался.
В декабре 1790 года Павел в сопровождении своего двоюродного брата, Демишеля и Воронихина находился на пути домой, в Россию. Новосильцев старался избегать любых споров, так как Павел с юношеской наивностью заметил в своём письме из Меца, что он не может разъяснить, насколько он хорошо образован. Кроме того, им не повезло, так как пришлось сталкиваться в каждом трактире с аристократами. В пост-скриптуме он передал приветы «другу человечества – Ромму». Он подписался именем «Павел Очер».
Все прежние расхождения во мнениях с его воспитателем и учителем были забыты. Ныне он вспоминал лишь о том счастливом времени, которое они провели вместе с Жильбером Роммом, о путешествиях и экскурсиях, пеших и на лошадях, о дурманящей игре в политику. Из Страсбурга он написал ещё раз, чтобы поблагодарить Ромма за все его заботы. В конце письма он приписал: «Предпочитаю пасть жертвой деспотизма с чистой совестью. Его удары направлены против честного человека – как волны моря разбиваются о скалу, стоящую неподвижно средь прибоя». Такие туманные, неестественно звучащие метафоры были полностью в стиле многословной риторики, которую молодой Павел Строганов усвоил на заседаниях клуба якобинцев.
В окружении преданных друзей восемнадцатилетняя «жертва деспотизма» вернулась к своему любимому отцу, графу Александру Сергеевичу Строганову, после чего Павел направился в своё поместье, расположенное вблизи Москвы, где находились его мать и сестра. Здесь, в Подмосковье, Павел должен был образумиться и научиться соразмерять свои чувства с действительностью, пока будут продолжаться годы его учения.
Между тем революция продолжалась, но её неосуществившиеся идеалы оказали на будущее Павла значительное влияние.
Под мягким влиянием семьи Строгановых Ромм слишком поздно осознал себя в качестве воспитателя; высокопарным языком он изложил на бумаге советы своему ученику. Сам Жан-Жак Руссо не смог бы сформулировать их лучше. Без конца он твердил о «подлой информации», которую сообщили о нём и его деятельности, а также о тех, кто совершил эту подлость; о том, что его разлучили с Павлом, с его воспитанником. После того, как он таким образом попытался сказать молодому Павлу о его долге по отношению к своей стране и своему отцу, Ромм порекомендовал своему ученику проявлять должное уважение и внимание к законам, существующему государственному строю, религии и обычаям своей страны. На любом посту, на котором ему будет суждено находиться, он должен выполнять свои служебные обязанности с идеальной точностью.
В теоретических рассуждениях Жильбер Ромм всегда умел блистать.
Затем он поспешил вернуться в Париж, чтобы снова окунуться в водоворот революционных событий, в вихрь революции. Он не обладал ни стремительностью и неугомонностью Дантона, ни способностями и талантом Сент-Жюста, ни риторическим искусством Демулена, ни холодной жестокостью Робеспьера; таким образом ему удалось запечатлеть своё имя, оставить свой след в истории только в одном-единственном случае: он стал создателем так называемого «революционного календаря», который был инспирирован архаическим русским календарем, из которого Жильбер Ромм позаимствовал такие понятия погоды и времён года, как «просинец» и «студен»1.
Русские архивы. Год издания 1863. С. 940.
Жильбер Ромм проливал слёзы по поводу страданий Белизара, но упорно не обращал внимания на чувства своих соотечественников. К этому времени он уже был готов теоретически оправдать тех, кто шагал по трупам. 10 августа 1792 года, после взятия штурмом королевского дворца Тюильри и убийства его защитников, был закатан в масло и заживо зажарен мальчик-поварёнок. В сентябре в тюрьмах систематически уничтожались тысячи беззащитных людей, на гильотине ежедневно умирало от пятидесяти до шестидесяти жертв, «в то время как народные трибуны первого часа отходили от революции лишь тогда, когда они убеждались, что она им больше не приносит ни славы, ни материальной выгоды».
После термидора (27 июля 1794 года) умерло на гильотине большинство друзей Жильбера Ромма, на той самой гильотине, в сооружении которой они принимали такое активное участие.
Год спустя, 17 июля 1795 года, суду были преданы Жильбер Ромм и пятеро его друзей, всех их приговорили к смертной казни. В их камеру тайком был передан кинжал. Жильбер Ромм первым вонзил его себе в сердце. Затем, вынув кинжал из тела их мёртвого товарища, остальные последовали его примеру.
Трёх из них, оставшихся в живых, отнесли на гильотину, один из них по дороге на эшафот скончался.
Эта кровавая сцена соответствовала демону насилия, в развязывании которого казнённые революционеры принимали такое активное участие.
Несколько лет спустя, когда Павел гостил у матери в подмосковном имении Братцево, он познакомился с прелестной девушкой Софьей Владимировной Голицыной и вскоре полюбил её. Её обаятельный, но слабохарактерный отец постепенно растратил состояние семьи. Однако его умная и энергичная супруга, прозванная “Princesse Moustache” («Княгиней с усами»), сумела, благодаря умному ведению домашнего хозяйства и жёсткой экономии на всём, снова восстановить материальное благосостояние семьи. Затем они долгие годы находились за границей. Деньги расходовались лишь самой княгиней: ни супруг, ни подрастающие сыновья не имели такой возможности.