Книга Двенадцать лет с Гитлером. Воспоминания имперского руководителя прессы. 1933-1945 - Отто Дитрих

По-моему, он вел очень странную личную жизнь для человека, занимающего высокий политический пост. Казалось, он не мог разделить официальную и личную жизнь и занимался официальными делами параллельно с личными. Это происходило отчасти из-за того, что Гитлер фактически оставлял за собой решение всех политических, военных, культурных и прочих вопросов. Неизбежным следствием такого абсолютизма была перегруженность решением многочисленных проблем. Поскольку он взвалил на себя столь тяжелое бремя работы, ему приходилось выполнять ее собственными, ему одному присущими методами. Вот почему у него, как он часто говорил, не было личной жизни, почему его жизнь была подчинена служению нации.

По натуре Гитлер был богемным человеком. Он позволял себе руководствоваться почти исключительно эмоциональными соображениями. Регулярная кабинетная работа была чужда его натуре. Он нередко говорил, что единственная блестящая идея более ценна, нежели добросовестная работа в кабинете на протяжении всей жизни. Только дипломатические приемы, организуемые шефом протокольного отдела, проводились пунктуально. Большинству остальных посетителей, присланных или пришедших самостоятельно обсудить с Гитлером различные проблемы, приходилось часами ждать в приемных, комнатах адъютанта или других местах, пока их пропустят к Гитлеру или назначат встречу на какое-нибудь другое время. Министров и других высокопоставленных чиновников зачастую не принимали неделями и месяцами, несмотря на их настойчивые просьбы. Его адъютанты имели строгие указания никого не принимать без его особого разрешения. Если Гитлер не хотел кого-то видеть, этого человека заставляли ждать годами.

С другой стороны, Гитлер далеко не был необщительным. На самом деле он терпеть не мог оставаться один. Его боязнь одиночества поражала. Мне часто казалось, что он боится остаться один на один с самим собой. По этой причине он, как правило, никогда не удалялся к себе раньше трех или четырех часов утра и требовал, чтобы его окружение оставалось с ним до тех пор, пока он не уйдет спать. Он часто говорил, что не ложится в постель до рассвета.

Поскольку Гитлер буквально перепутал день с ночью, он вставал и выходил из спальни не раньше полудня, а то и позже. Завтрак его состоял из стакана молока или чашки чаю с одним или двумя сдобными сухарями. Он поспешно проглатывал их по дороге в кабинет, так как знал, что его ждет великое множество дел. В результате такого странного распорядка авторитарная правительственная машина по утрам регулярно не функционировала. Любой, кто знает важность утренних часов для работы правительственных учреждений и военных штабов, поймет, какую неразбериху и препятствия порождает подобный распорядок. К примеру, существует признанная практика публиковать утром заявления правительства о своей позиции относительно важных политических событий предыдущего дня. Публичные заявления, ответы, опровержения и тому подобные документы фактически не обсуждаются на международном уровне, если они вовремя не подготовлены для пресс-конференции и не опубликованы в дневных газетах. Ежедневные коммюнике вооруженных сил, например, часто откладывались, поскольку не были готовы к двухчасовому сообщению по радио и не могли быть опубликованы в дневных газетах. Шеф OKВ всегда получал эти коммюнике к часу, но Гитлер настаивал на том, чтобы просмотреть их и откорректировать прежде, чем они появятся в печати. В результате они никогда не были готовы к публикации вовремя.

Первыми, с кем разговаривал Гитлер, были его адъютанты, которые обычно ждали в коридоре перед дверью с наиболее срочными вопросами или просьбами. Они обращали его внимание на самые важные вопросы дня, а он давал им указания относительно сегодняшних посетителей. Гитлер сам составлял список назначений, решал, с кем он встретится, а кому откажет или перенесет встречу. Он не устанавливал какого-либо специального периода посещений. Все зависело от его чувств, настроения и отношений; он никогда не объяснял своих решений по этим вопросам.

Затем следовал – регулярно, но не пунктуально – доклад шефа канцелярии в мирное время в Берлине, а во время войны обсуждение ситуации в штабе с Верховным главнокомандованием. Так как Гитлер обычно не переставая говорил на бесконечное количество тем, эти совещания длились часами. Следовательно, в течение многих лет время начала завтрака колебалось между тремя и четырьмя часами. В Берлине Гитлер обычно завтракал в своих апартаментах, в своем ближайшем окружении и иногда приглашал гостей; в ставках он обедал в казино с офицерами OKВ. Поскольку за столом Гитлер тоже подолгу говорил, эти незамысловатые завтраки затягивались до вечера, хотя на это хватило бы и получаса. Обычно Гитлер не вставал из-за стола добрых часа два. То же самое повторялось и за обедом, и его сотрапезникам это было очень неудобно, ведь их ждало много неотложных дел. В последние годы войны Гитлер перенес обычное вечернее обсуждение ситуации дня почти на ночь, и с каждым днем все позже и позже. В последние полгода войны Гитлер установил время начала обсуждения на час ночи. После обсуждения он не ложился спать, а вместо этого приглашал тесную группу, включая и секретарш, последовать за ним в гостиную к себе в гости. В специальном поезде эти небольшие сборища проводились в маленьком салоне, примыкавшем к купе Гитлера. В Берхтесгадене ночные посиделки у камина служили той же цели: защите от одиночества до тех пор, пока он не сможет заснуть. Я еще немало расскажу об этих встречах.

Гитлер непосредственно не отдавал письменных указаний тем властям, которым полагалось. Он импульсивно отдавал устные указания тем, кто оказывался рядом с ним, приказывая передать их лично или по телефону надлежащему лицу. Для выдачи таких указаний не было выделено никакого определенного времени; он отдавал их в любое время, по мере того как они приходили ему в голову или в ответ на разговоры. Естественно, такой метод руководства не вносил ясности ни во что. Офицеры, привыкшие получать письменные и подписанные приказы, сталкивались с трудностями, поскольку небрежные указания, отдаваемые Гитлером в ходе разговора, не признавались ими за приказы и поэтому не выполнялись.

Посетители Гитлера пользовались случаем, когда фюрер бывал в хорошем настроении; они добивались от него обещаний, которые потом могли независимо передавать как «приказ фюрера». Многие подобные «приказы фюрера» были диаметрально противоположны другим «приказам фюрера». Результатом подобной практики стало столько жалоб и столько неприятностей, что Гитлер в конце концов приказал начальнику своей канцелярии составить специальные правила, касающиеся вопросов, требующих его личного решения. Отныне начальники департаментов должны были обращаться за его указаниями только после согласования вопроса с заинтересованными сторонами. Подобные «согласования» между двумя сторонами, чья юрисдикция охватывала одно и то же поле деятельности, обычно не представлялись возможными. Такое соломоново решение освобождало только лично Гитлера от излишних хлопот; в самой администрации оно лишь усиливало неразбериху.

Гитлер требовал, чтобы в течение всего дня, от полудня и далеко за полночь, ему доставляли последние новости, переданные по зарубежному радио, и самые свежие статьи из иностранной прессы. Эти новости передавались в письменном виде его личному помощнику, всегда находившемуся рядом с ним. Ночные новости должны были находиться у двери его спальни, на тот случай, если Гитлер проснется рано. Наверное, во всем мире никогда не было главы правительства, которого бы так быстро информировали об общественном мнении, как Гитлера.