Книга Последнее сокровище империи - Андрей Кокотюха

– Кто ж знал, что именно тот самый поручик с какого-то перепугу станет справляться о Берсеневе?

– Да не оправдывайся ты! Верно, никто не знал. Только ведь поручик наш мудрую вещь сказал, ты услышал?

– Про матушку злодея Берсенева?

– Да нет, тут как раз все может сложиться. Про то, что Питер-то город поболе Красноярска, а все одно маленький! Понимаешь?

– Так точно-с! Девица Потемкина – столичная штучка. Поручик – тоже из столицы. И нету у них тут знакомых, окромя друг дружки. К тому же мы знаем от господина Самсонова: девица и тот каторжник знакомы с детства. Теперь поручик ляпнул – тоже друг детства этого Берсенева. И факт отъезда в Красноярск не скрывал, сам признал. Выводы, Савельич, делай сам.

– Они здесь вполне могут встретиться. Друзья эти, – уверенно проговорил сыщик. – Прикажете наблюдение за ним не снимать-с?

– Правильно понимаешь. Только пусть уж теперь твои архаровцы осторожнее действуют. Все-таки Кречет – государственный человек, на то верительные грамоты имеются, так-то…

Глава вторая. Петроград, май

1

Время сомнений.

Так назвал для себя генерал-майор Константин Глобачев период, начавшийся вскоре после отбытия поручика Кречета с секретной миссией в Сибирь. И сомнения возникли не только касаемо целесообразности всей затеи с поиском алмазов для, как торжественно выразился Его Величество, спасения империи. Надеясь в глубине души, что странное дело Берсенева отпустит его после быстрого трибунала, приговора и отправки бывшего поручика из столицы долой по этапу, Глобачев и тут просчитался: история, не дававшая ему покоя, вернулась сама собой. Словно бушменский бумеранг, не нашедший цели – читал как-то на досуге о таком оружии в журнале «Вокруг света». И, что характерно, вернулось дело именно через упоминание о тех таежных адамантах.

Сперва государь пересказал ему недавнюю беседу с доктором Бадмаевым. Кто первым затеял разговор, Глобачев не знал, да и не особо старался вникать в тонкости взаимоотношения царя со своими фаворитами. Важно другое: Петр Александрович точно знал о словах Распутина про то ли спасение, то ли несчастье России, кое придет из Сибири. И предостерег императора – мол, Распутин снова толкает империю своими пророчествами к гибели. Дескать, ему ли не знать, что всякий, кто пытается найти в сибирских недрах клад, который ему не принадлежит, будет проклят. И обречен на погибель. Касается как человека, так и целого государства, если тот дерзкий действует в его, государства, интересах.

Положим, рассудил тогда Глобачев, персона Распутина раздражает не одного Бадмаева. Ничего нового доктор царю не сообщил. К тому же противостояние Петра Александровича и Григория Ефимовича становилось чем далее, тем более явным. Обычная борьба за влияние, так видел происходящее начальник Охранки.

Настораживало другое: сам факт разговоров о сибирских алмазах как реальной возможности поправить экономическое положение империи, продолжить войну, а потом успешно, победой, завершить ее и в перспективе выбить у революционеров почву из-под ног. В победившую империю вернется стабильность, агитация господ либералов и товарищей большевиков никому не будет нужна, не интересна. Если миссия Кречета успехом не увенчается, это, безусловно, огорчит государя – однако будет много хуже, если эта информация станет предметом разговора не только между царем и Бадмаевым.

Миссия поручика Кречета должна сохраняться в строжайшем секрете. Ведь в случае успеха казна получает крупное месторождение, а если овчинка не стоит выделки – британский военный заем в обмен на такую желанную концессию в Восточной Сибири. Которая на поверку – чистый фук, пустышка. Потому столь невинный, на первый взгляд, разговор государя с Бадмаевым насторожил Глобачева: доктор – хитрая лиса, сам имеет определенный интерес в тех краях и обладает достаточным влиянием для того, чтобы негласно взять заинтересовавшую его историю с алмазами под контроль. К тому же беседа, как отметил Константин Иванович, отнюдь не удовлетворяла праздное любопытство Петра Александровича.

Доктор обсуждал не только пророчество Распутина и сам факт существования алмазов. Он, вероятнее всего, знал что-то о миссии Кречета. И, как подозревал Глобачев, предостережения Бадмаева о смертельной опасности, подстерегающей всякого, кто занят поискамитехалмазов – не что иное, как попытка повлиять на мнительного, растерянного государя. Конечной целью всего этого может стать приказ царя найти способ отозвать Кречета, свернуть поиски и забыть обо всем.

Позже, перебирая в памяти всех, кто так или иначе, прямо либо косвенно оказался причастен к истории с алмазами, Глобачев зацепился за ювелира Иосифа Самойловича.

Сначала зацепка произошла на подсознательном уровне. Арест боевиков и перестрелка в магазине без того не выходили у начальника Охранки из головы. Глобачева смущало, что Данко ушел от погони проходными дворами. Воробей мог сделать то же самое. И наверняка бы тоже скрылся. Но террорист забежал в магазин Самойловича. То есть – сознательно заскочил в ловушку.

Из желания посеять зерна своих неясных сомнений еще в ком-то, Глобачев вызвал Хватова, озадачил его, бывшего рядом с местом происшествия, и получил ответ: выходка Воробья выглядит отчаянной попыткой прорваться. К тому же, напомнил полковник, боевик взял заложницу. Тем не менее Глобачев чем больше думал, тем сильнее склонялся к той мысли, что Воробей ворвался в магазин не для захвата первого попавшегося заложника. Террорист, которого вот-вот поймают, мог рискнуть и вбежать к Самойловичу только в одном случае.

Он надеялся получить помощь.

Иначе действия преступника, который бежит от погони, а сознательно забегает в тупик, объяснить нельзя.

Следовательно, из жертвы Самойлович превращался в пособника террористов. И можно допустить – заложницу Воробей взял только для того, чтобы не раскрывать ювелира. Получается, Самойлович, напуганный действиями преступника, проводил бы того к выходу и помог бы уйти. Так свои действия он мог легко оправдать: дескать, выполнял приказы вооруженного бандита, боясь за жизнь заложницы.

Какую роль во всем этом реально сыграл появившийся в магазине поручик Берсенев, ни начальник Охранки, ни тем более – полковник Хватов, пока себе не представляли. Глобачев согласился: тогда переплелись в один роковой узел случайности и закономерности. Константин Иванович даже не был уверен до конца в правильности хода своих мыслей – им на тот момент двигало желание разобраться, что заставило его допустить причастность Самойловича к утечке информации о нешлифованных сибирских адамантах. Потому Хватов и получил задание прощупать ювелира, вращающегося не только в высшем обществе, но и, вероятно, в весьма подозрительных сферах. Впрочем, нынешнее высшее общество – уже подозрительные сферы.

Дальнейшие события получили неожиданно стремительное развитие. Через сутки после разговора с Хватовым, не принесшим, со слов полковника, никаких плодов, Иосиф Самойлович исчез из своей квартиры.

Как в воду канул.