Книга Агент из Версаля - Владимир Бутенко

За два дня до Николы зимнего к ней пришла Зухра, некрасивая, плосколицая соплеменница, жившая в городке издавна и присвоившая себе титул старшей среди здешних женщин-тумок. Пришла эта посетительница заказывать халат, но, улучив момент, когда они остались одни, отрывисто бросила:

– Тебя хочет видать твой отец и брат Муса.

– Кто? Они здесь? – с обмершим сердцем переспросила Мерджан, веря и не веря услышанному.

– Да, неподалеку, в калмыцком улусе. Приедут на ярманку. Тебя кто-то из наших узнал и передал отцу, что ты в Черкасском. На Николу, когда козаки будут пить водку и славить своего святого, жди отца. Я найду тебя и приведу к твоим родственникам.

И до самого праздничного утра Мерджан старалась ничем не выдать своей встревоженности, оставаясь улыбчивой и спокойной. Но свекровь, очевидно, заметила некую в ней перемену и первой спросила об этом. Мерджан отшутилась, что будущий ребеночек отзывается чаще, чем прежде…

Брата Мусу она заметила у кибиток с шерстью. И на его требование явиться к отцу, ожидавшему на выезде из городка, пообещала, что еще вернется. До самого окончания кулачного боя Мерджан колебалась: идти или нет? Сообщить о приезде родственников мужу или не тревожить его? Возможно, отец прибыл с добрыми намерениями, просто повидаться с ней и узнать, как живет? Оставив Леонтия у общего стола, Мерджан на прощанье улыбнулась ему и пошла к брату. Выглядевший неузнаваемо, заросший окладистой рыжей бородой, в бешмете и косматой шапке, он встретил ее враждебной усмешкой.

– Следуй за мной! Ответ будешь держать перед отцом!

И Мерджан поняла, что ее ожидает суровый разговор.

Перед мазанкой, где ютилась Зухра, стояла кибитка, в которую были впряжены два рослых, очевидно, отдохнувших жеребца, то и дело переступающих ногами. С заколотившимся сердцем вошла она в хатенку вслед за братом.

Отец ее, Бек-Мурза, стоял посредине комнаты, раздувая ноздри.

– Ты далеко скрылась от нас… Но Аллах решил, чтобы ты понесла достойное наказание! – воскликнул почтенный ногаец, едва дочь предстала перед ним. – Я должен убить тебя, обесчестившую семью, или возвратить тому, кто заплатил за тебя калым…

– Убей, – леденея, без промедления ответила своевольница.

Длиннобородый, пахнущий бараньим салом и тем особым степным духом, который присущ скотоводам, отец выдернул из ножен, висевших на поясе, кинжал. Муса спокойно наблюдал за происходящим.

– Нет! – остановился отец. – Прикончить отступницу, предавшую Аллаха и весь род наш, рука моя не дрогнет. Но выплачивать кубанскому бею золотом за тебя, негодница, мне непосильно. Ты поедешь с нами!

– Я не брошу своего мужа, – возразила Мерджан, охваченная гневом. – Нам больше не о чем разговаривать.

… И она больше ничего не помнила до азовских лиманов, оглушенная неожиданным ударом брата. После Муса хвастал, что её так ловко вывезли из Черкасска, завернув в персидский ковер. Благо караульные козаки были навеселе в честь праздничка и выпускали из городка всех подряд без задержки.

Через неделю Мерджан была привезена в кочевье едисанцев и передана в семью бея, купившего ее полгода назад у Хан-бека. Увидев, что беглянка беременна, хозяин её бросил несколько презрительных слов и велел поселиться не в тэрмэ для жен, а в камышовом шалаше. Мерджан поднимали и днем, и среди ночи, заставляя убирать навоз, задавать корм овцам и коровам, доить верблюдиц, таскать сапетками сено и курай для топки. Горестная тоска жгла ей душу, она бы наложила на себя руки, если бы не ждала ребенка. Только эта мысль, что в ней живет кровинушка Леонтия, отрезвляла. Когда же одна из жен проболталась, что бей так зол на изменницу, что как только разрешится та родами, отвезет младенца в степь, а ее продаст туркам, Мерджан решилась на побег.

Готовилась к нему скрытно и основательно. Мартовской вьюжной ночью, взяв с собой запас просяных пышек и бараньего сала, она запрягла лучшего скакуна хозяина, увязала к седлу тюк с сеном, спрятала скарб в переметную суму и неслышно выехала из кочевья, ориентируясь на Царь-звезду, как ногайцы называли Полярную. Снега было немного, он уже стаивал несколько раз, а пурга моментально сглаживала следы копыт. И Мерджан, опасаясь погони, отмахала за сутки немало верст, пока не встретился ей у азовского берега лагерь запорожцев. Лед на море был крепок, и козаки-разбойнички препроводили ногаянку в сечевой зимовник. В нем жили сербы и греки, бежавшие из турецких земель. С одной из переселенческих семей и была поселена Мерджан, которой были даны обязанности ухаживать за скотом. То, что она жена донского сотника, на пузатого есаула, большого любителя горилки и галушек, не произвело никакого впечатления…

* * *

Мерджан проснулась оттого, что малыш заворочался, и ей показалось, что он просит грудь. Но чадунюшка лишь зачмокал губами и снова забылся. Минуту подождав, Мерджан накрыла его жупаном и встала, зорко огляделась. При блеске месяца далеко открывалась холмистая новороссийская земля. На светлой стороне пологих склонов тускло блестели росные травушки. Тут и там яростно били перепела. Во влажном воздухе ощущался густой до головокружения, сладковатый аромат разнотравья. Мерджан несколько раз глубоко вдохнула эту упоительную свежесть, любимую с детства. И от восхищения этой предрассветной степной красотой, от воскресшей надежды на встречу с Леонтием, от радости материнства, – от сонма взбудораженных чувств, заплакала. И так, стоя с распущенными волосами, молодая и сильная, жаждущая в жизни счастья, она молилась Богу, глядя на восходящее солнце.

– О, Всемогущий! Пошли на мою землю мир и покой, образумь безумных и алчных людей, разоряющих дома и убивающих братьев. Все мы хотим быть счастливыми, так дари благо тем, кто его заслуживает добрыми делами, а не обманом, не огнем. Пребудь всегда с нами, грешными и смертными, укрепляя в нас милосердие и мудрость сердца. Не шли лишений и горя тем, кто чист сердцем и свободен от корысти. Обрати свои взоры на моих любимых людей, живущих по Вашим заповедям. С именем Твоим пусть мир земной изменится и станет лучезарным, как это летнее утро!

Вкрадчивое ржание гнедой лошади, особенно полюбившейся ей, степнячке, спугнуло заревую тишь. Догадавшись, что гривастая подруга хочет пить, Мерджан сняла с ее передних ног треногу и поощряюще хлопнула ладонью по крупу. Лошадка легко понеслась по спуску к речке, зеркально отражавшей радужное небо. Зайдя по колено в воду, она грациозно опустила голову, коснулась губами речной глади столь осторожно, что та даже не качнулась. Гнедая пила долго – то ли томила жажда, то ли засмотрелась в воду, опрокинувшую небесный свод и похожую на цветущий луг…

Меняя лошадей, Мерджан держала путь на юго-восток, как научил ее полковник Агеев. Несколько раз встречались становища ногайцев, которые объезжала, не раздумывая. Затем, выехав на шлях, встретила обоз чумаков. Те подтвердили, что эта большая дорога наезжена к Таганскому рогу, откуда рукой подать до крепости Дмитрия Ростовского. Один из чумаков, сердобольный дед, с удивлением поинтересовался:

– А що ты, хлопче, с дытыной? Чи нэнька погынула?