Книга Жаркие ночи - Натали Митчелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Забери меня отсюда, пожалуйста, — взмолилась она. — У меня ведь ничего не болит! Они говорят, что давление низкое и небольшое сотрясение есть, но я ничего такого не чувствую. Голова не болит, и не кружится, и не тошнит, зачем мне здесь торчать?
Я с опаской проговорил, всматриваясь в ее лицо:
— А если тебе станет хуже?
Она серьезно пообещала:
— Я схожу к врачу, когда мы вернемся домой. Это ведь уже скоро. Слушай, Кевин…
Даже в темноте я угадал, что Алисия покраснела.
— Что такое?
— Кевин…
— Что, Алисия?
— Скажи мне… Хотя мы уже говорили об этом. Но теперь ведь все по-другому… Скажи, когда мы вернемся домой, это будем «мы»?
У меня заколотилось сердце: вот оно! Сейчас я должен произнести эти слова.
— Если ты простишь меня, Алисия, — пробормотал я, не решившись на них так сразу.
— За что?!
От изумления у нее взлетел голос, и на соседней кровати кто-то застонал во сне. Она испуганно зажала себе рот, потом переспросила шепотом:
— За что, Кевин?
— За то, что оказалась здесь из-за меня.
— Глупый, — протянула она нежно. — Я ведь только этого и хотела. Сама хотела.
Я спросил тоже шепотом:
— А если б я не полетел к отцу на Пукет? Мы бы так и не узнали?
— Чего не узнали, Кевин? — Голос у нее задрожал. Она уткнулась носом в мою розу.
Набрав воздуха, я выпалил:
— Что мы… Что я люблю тебя, Алисия.
Она вдруг заплакала. Наверное, не только из-за этих слов, которых Алисия ждала целых три года, но из-за всего пережитого за этот день, из-за близости смерти, которая уже так тесно обнимала ее, из-за возвращения к жизни. Эти слезы мог понять только переживший подобное.
Громко постанывая и всхлипывая, Алисия цеплялась за мою рубашку, а я кололся шипами своего последнего цветка и торопливо искал ее мокрые губы, как будто один поцелуй мог утешить и стереть из ее памяти все то страшное, почти смертельное, что приключилось с нами в этом раю на земле.
— Кевин…
— Что, солнышко, что?
— Уведи меня отсюда, пожалуйста. Скорее! Я не хочу, чтобы все… здесь…
Быстро укутав ее в покрывало, я подхватил Алисию на руки, вышел с ней в коридор и торопливо направился к лестнице. Я не был уверен, что легко спущусь с ней вместе с четвертого этажа, но дождаться лифта казалось мне нереальным. Мимо нас провезли каталку с тихо стонавшим мальчиком лет десяти, укрытым по самый подбородок. Сообразив, я крикнул им вслед:
— Третья дверь слева! Там есть свободная кровать, — и шепнул Алисии: — Надеюсь, у них отыщется хотя бы лишнее покрывало.
— Мы вернем его, — заверила она серьезно. Взгляд у нее был немного необычный, словно она смотрела на меня из другого времени.
— Ты хочешь спать? Поспи, я доставлю тебя в целости и сохранности.
Она слабо улыбнулась:
— Я не хочу спать. Я хочу видеть тебя, Кевин. Мне все еще не верится…
— Во что не верится?
— Что это происходит на самом деле. Ты спас меня. Ты любишь меня. Разве это может быть правдой?
— Но это правда.
Закрыв глаза, Алисия повторила шепотом: «Правда». Мне показалось, что она уснула с этим словом, и я подумал, что ей должен присниться счастливый сон. Но вскоре она снова открыла глаза.
— Мы уже на первом этаже, — сообщил я ей, гордясь собственной силой. — Скоро я вынесу тебя на воздух. Там твоей голове станет легче.
Алисия усмехнулась:
— Ей уже хорошо. Ей так хорошо, Кевин, ты даже не представляешь!
— Нет, представляю. Мне ведь также хорошо.
И, словно услышав наш разговор со стороны, тихо спросил, коснувшись губами ее уха:
— Тебе не кажется, что это разговор двух сумасшедших? Вокруг столько горя, стонут все, а мы с тобой говорим о счастье?
— Я читала одну книгу о Второй мировой войне, — вспомнила она. — Забыла автора. О любви мужчины и женщины в концентрационном лагере. Они тоже были счастливы, представляешь? Там было так же страшно, как здесь. Если не хуже.
— Быть счастливым всегда немного стыдно.
— И мне немного стыдно. — Она боязливо косилась на лежавших на земле людей.
Я вспомнил:
— Знаешь, Гарри, кажется, погиб.
— О!
— Сожалею. Никто не видел его живым, мы пытались его найти. Яхта совсем разбита.
Меня мучил вопрос о том, где они находились, когда надвигалась волна, и почему не заметили ее приближения, но не хотелось смущать Алисию еще больше и портить то, что только-только возникло между нами.
— Положи меня на траву, — попросила она. — Где-нибудь под деревом. Где никого нет.
У меня екнуло сердце: неужели она хочет… Или ей просто было необходимо уединение?
Когда я нашел подходящее место, и, опустив Алисию на землю, сел на покрывало рядом с ней, она взяла мою руку и прижала к своей щеке.
— Ты не должен думать о Гарри плохо, — проговорила она, глядя мне в глаза. — Это ужасно, что он погиб. Он был очень добр ко мне… Оказывается, он — старый друг твоего отца. Все его ухаживания за мной — это была только часть спектакля, который задумал Роберт, чтобы в тебе проснулся… бойцовский дух.
— Что это значит?
— Он хотел, чтобы ты приревновал меня к Гарри и начал бороться. Роберт боялся, что иначе мы с тобой так и вернемся в Монтану ни с чем.
Я не мог в это поверить.
— И ты все знала с самого начала?
— Когда он жевал стекло? Нет, конечно! Это, кстати, его излюбленный трюк.
— Серьезно? Он не зарабатывал этим на жизнь? Так ровненько он обгрыз ту рюмку… Очень эффектный номер!
— Согласна. Хотя, представляешь, он и в самом деле доктор политологии!
— Кто бы мог подумать?
Она печально заметила:
— Я чувствую, ты все-таки злишься на Гарри. Это нехорошо, Кевин. Теперь.
Пришлось пообещать:
— Постараюсь больше не злиться. Так он все рассказал о себе уже на яхте?
— Не он. Это твой отец посвятил меня во все утром. Когда мы разговаривали на берегу.
У меня вырвалось:
— А у вас был содержательный разговор…
Она сделала виноватые глаза:
— Ты обиделся? Но что мне было делать, Кевин? Ты же никак не реагировал на меня!
— Я… Я реагировал!
— Только вида не подавал. — У нее вырвался виноватый вздох. — Если честно, мне и вправду хотелось прокатиться на яхте. Не именно на его, на любой. Когда еще доведется?