Книга Три года революции и гражданской войн - Даниил Скобцов

Как здесь рассказывалось, при назначении Покровского командующим кубанскими войсками Успенский резко высказывался против этого назначения и заявил о своем уходе из ведомства военных дел в случае осуществления этого назначения. Мы его тогда попросили остаться, но Покровский, видимо, не забыл ему этой оппозиции и при выходе из Екатеринодара он просто не предупредил Успенского о дне и часе выхода, так что занятый делами Успенский запоздал и еле выбрался из Екатеринодара после отхода главных сил. Быч в Шенджие, не видя Успенского, предложил атаману назначить членом правительства по военным делам большого хозяйственника, но мало подготовленного военного из офицеров гвардейского дивизиона есаула Савицкого. И Филимонов, и Быч даже успели до появления Успенского произвести этого Савицкого из есаулов в полковники. Успенский молча снес обиду и отошел от дел. Его участие в налаживании отношений с добровольческим возглавлением в первый период сотрудничества могло бы иметь самое благотворное значение. С начальником штаба Добровольческой армии генералом Романовским Успенский был сослуживцем по Генеральному штабу.

Савицкого же добровольческие генералы третировали просто как неуча и ловчилу при делании своей карьеры. Он, действительно, тут сделался просто подпевалой Быча и усугублял его раздражение против генералов, а те через Савицкого привыкли смотреть, как через кривое зеркало, на всех кубанских деятелей. Семя неприязни, раз заброшенное, разрасталось.

Расположение станицы Успенской для нас было выгодным. Она залегла между двумя железнодорожными путями, от каждого, однако, достаточно удалена: с броневых поездов нас не достать. Мы здесь оставались восемь дней. Армия почистилась, были сформированы новые части из приставших по пути добровольцев или по мобилизации казаков и из тех, которые теперь стали ежедневно притекать в армию.

В Успенской было устроено общее народное собрание на открытом воздухе с привлечением большого количества слушателей, на котором выступал, между прочим, генерал Алексеев, говорил о целях Добровольческой армии, о страждущей Родине, об обязанности каждого верного ее сына послужить делу освобождения Родины от захватнической власти.

Здесь генералом Деникиным как командующим Добровольческой армией была выпушена напечатанная типографским способом декларация, в которой свидетельствовалось, что будущий государственный строй в России армия не предрешает и что он должен быть установлен всероссийским Учредительным собранием, созванным по восстановлении в стране правового порядка.

«Предстоит еще в дальнейшем тяжелая борьба. Борьба за целость разоренной, урезанной, униженной России, борьба за гибнущую русскую культуру, за гибнущие народные богатства, за право свободно жить и дышать в стране, где народоправство должно сменить власть черни. Борьба, если нужно, до смерти.

Пусть наши силы не велики, пусть их вера кажется мечтой, пусть на пути нас ждут новые потери и разочарования, но он – единственный путь для всех, кто предан России».

Генерал Марков в это время воевал уже в Ставропольской губернии. Генерал Покровский с отрядом конницы, составившейся из приставших к нам и мобилизованных казаков, действовал по железнодорожной линии Ставрополь – Кавказская. Большевики постепенно подтягивали свои силы, чтобы снова нас «взять в кольцо», как любили они выражаться в своих газетах. Они снова сосредоточивали свои силы по линиям железных дорог Ставрополь – Кавказская и Тихорецкая – Царицын.

В станице Успенской отстал от нашего отряда помощник члена правительства по внутренним делам А. И. Кулабухов. Уехал в свою родную станицу Ново-По кровскую повидаться с родными, но оттуда не вернулся и потом пробрался в Ставрополь.

В Успенскую прибыли вестники восстания на Дону и восстания казаков армавирского района в юго-восточном углу Кубани.

Из станицы Прочноокопской, что в семи верстах от Армавира, пришла целая делегация просить командование армии направиться в их район, так как у них все подготовлено для восстания.

Собственно, поскольку мы могли судить по отрывочным сведениям из штаба армии, одним из вариантов отступления из Успенской именно и намечался этот путь: Армавир, центр Лабинского отдела Кубани, и дальше Баталпашинский отдел: – приобретался, таким образом, тыл с естественным рубежом в виде нейтральной части Кавказского хребта с трудно проходимым на юг к Сухуму Клухорским перевалом. Предполагалась временная выжидательная отсидка здесь, пока очнутся казаки, накопятся силы и можно будет продолжать движение к северу.

Теперь, при наличии широкого, как представлялось, антибольшевистского движения на Дону, предпочтительным оказался вариант отступления сюда на Дон, в район восставшего Задонья – станиц Егорлыкской, Мечетинской и др.

Для марша в Армавирском направлении предназначался незначительный отряд генерала Покровского с присоединением к нему двух сотен черкесского полка Келеч-Гирея. В качестве политического возглавления отряда и будущего движения намечалось послать одного члена правительства и рады. Правительство уполномочивало для этой экспедиции меня, казака ближайшей к Армавиру станицы Урупской, а рада – своего секретаря А. А. Рябцева, казака станицы Убежинской, соседящей с Армавиром с другой стороны реки Кубани.

В день решенного оставления армией станицы Успенской – 16 апреля – мы уже распрощались с друзьями-приятелями и присоединились к штабу Покровского.

Экспедиция была явно рискованным предприятием, во-первых, по недостатку своих сил и, наоборот, по обилию сил противника первого рубежа, который нужно было преодолеть, железнодорожной линии Ставрополь – Кавказская и в дальнейшем насыщенность района враждебными силами – остатками все той же 39-й дивизии.

Во-вторых, для нас с Рябцевым вверять свою судьбу такому начальнику отряда, как генерал Покровский, так чуждому духу наших учреждений, было особенно рискованно.

Быч, прощаясь со мной, расцеловался дружески и с сердечностью сказал:

– От всей души желаю вам остаться целым и невредимым.

Но экспедиция наша не состоялась. Оказалось, что Черкесский полк отказался делиться так, чтобы одна часть его шла в одну сторону, а другая в другую. Главные силы армии уже ушли из Успенской, а мы до темноты провели время в разговорах и переговорах с упорствующими всадниками и только уже ночью двинулись вслед за «главными силами» по направлению к селению Горькая Балка, лежащему по другую сторону железной дороги Тихорецкая – Царицын.

Мы подошли к месту перехода через полотно железной дороги на восходе солнца, когда по сию сторону полотна дороги оставался лишь хвост обоза. Артиллерийские снаряды во множестве с шумом разрывались, но большевистские артиллеристы как будто тогда еще не умели хорошо стрелять, давали перелет.

На высоком холме, господствующем над местностью, стояли густой группой люди с военными отличиями – несомненно, штаб армии с развевающимся по ветру широким полотнищем трехцветного русского флага. Красивое зрелище умения рисковать[28].