Книга Дневник незначительного лица - Георг Гроссмит

— О, вы знаете, ему все можно.

Я, надо признаться, ничего такого не знал, а потому лишь виновато поклонился. Надо сказать, я так и не понял, отчего мистеру Скору все можно.

Во время трапезы меня огорчало еще и то обстоятельство, что псу колли, который прыгал на Кэрри, позволено было остаться под обеденным столом. Он рычал и кусал мне штиблеты, стоило мне шевельнуть ногой. Раздосадованный, я указал миссис Финсуорт на его поведение, но она ответила:

— Ах, это он просто играет.

Тут она вскочила и впустила отвратного вида спаниеля по имени Биббс, который скребся в дверь. Этому животному, кажется, тоже понравились мои штиблеты, и в дальнейшем я обнаружил, что с них слизана вся решительно вакса. Мне было положительно стыдно в таком виде показываться на люди. Миссис Финсуорт, которая, должен сказать, отнюдь не из породы утешителей Иова, сказала только:

— Ах! Мы уже привыкли, Биббс всегда так ведет себя с гостями.

Мистер Финсуорт выставил деликатнейший портвейн, хоть я и не уверен, что полезно пить таковой после пива. Он нагнал на меня сонливость, мистер же Скор, напротив, стал пользоваться тем, что «ему все можно», пожалуй, в устрашающей степени. Было холодно, даже для апреля, и в гостиной развели огонь; все уселись подле камина в удобных креслах, и мы с Тедди пустились в трогательные воспоминания о школьных днях, которые на всех остальных оказывали снотворное воздействие. Что касается до мистера Скора, я этим воздействием был вполне удовлетворен.

Мы сидели до четырех, и путь домой был замечателен разве лишь тем, что некоторые болваны хихикали при виде моих нечищеных штиблет. Сам их наваксил по приходе домой. Вечером пошел в церковь и там чуть не заснул. Больше не стану пить портвейн после пива.

29 АПРЕЛЯ.

Я, в общем, привык к тому, что Люпин мне дерзит, и я не обижаюсь, когда Кэрри меня одергивает, ибо считаю, что тут она в своем праве; но когда на вас накидываются жена, сын и два ваших гостя сразу, это, пожалуй, уже слишком.

Тамм и Туттерс заглянули вечерком, я вдруг вспомнил необычайный сон, который приснился мне недавно, и решил его рассказать. Мне снилось, что в одной лавке я увидел огромные глыбы льда, а за ними яркое сиянье. Я вошел в лавку, жара была несносная. И я увидел, что глыбы льда объяты пламенем. Все это было так натурально и вместе с тем так сверхъестественно, что я проснулся в холодном поту. Люпин объявил самым оскорбительным тоном:

— Какая бредятина, однако!

Я не успел ответить, как Тамм сказал, что ничего нет скучнее чужих снов.

Я повернулся к Туттерсу, но тот сказал, что принужден согласиться с остальными — мой же сон как-то особенно нелеп. Я сказал:

— А мне все показалось так натурально.

Тамм ответил:

— Да, вам, возможно, но отнюдь не нам.

И все они так и покатились со смеху.

Кэрри, до тех пор молчавшая, сказала:

— Он чуть не каждое утро мне рассказывает свои глупые сны.

Я ответил:

— Что ж, моя милая. Обещаю, что больше не расскажу тебе ни единого сна, покуда жив.

Люпин крикнул:

— Возьмите это на заметку!

И опрокинул еще стаканчик пива.

К счастью, разговор переменился, и Туттерс прочитал весьма дельную статью о преимуществах велосипедного над конским спортом.

Глава XX

Ужин у Франчинга и знакомство с мистером Хардфуром Хаттлом.

10 МАЯ.

Получил письмо от мистера Франчинга из Пекэма с приглашением к нему на ужин сегодня в семь часов; у него будет мистер Хардфур Хаттл, весьма умный человек, пишущий статьи в американских газетах. Франчинг извинился, что нас не пригласил заранее, но, как он объяснил, двое гостей его подвели, а нас он считает старыми друзьями и надеется, что мы не сочтем для себя зазорным их заменить. Кэрри была недовольна таким приглашением; но я ей объяснил, что мистер Франчинг человек богатый и влиятельный, и мы не можем себе позволить его обидеть.

— Вдобавок нам обеспечен славный ужин и добрый бокал шампанского впридачу.

— С которым ты всегда был не в ладах! — грубо возразила Кэрри. Я пропустил мимо ушей это ее наблюдение. Мистер Франчинг просил ответить депешей. Поскольку в письме не была указана форма одежды, я телеграфировал в ответ: «С удовольствием. Форма вечерняя?» и, опустив подпись, уложился в шестипенсовик.

Вернулся рано, чтобы успеть переодеться, ибо ответная телеграмма это предписывала. Я хотел, чтоб Кэрри встретила меня у дома Франчинга; но она не захотела, и мне пришлось ехать за ней домой. Какой же долгий путь от Холлоуэя до Пекэма! И зачем только люди поселяются в такой дали? Поскольку нам предстояла пересадка, я положил выехать загодя — и даже в этом переусердствовал; мы приехали в без двадцати семь, и Франчинг, как сообщил его лакей, как раз пошел переодеваться. Правда, он спустился, когда часы пробили семь; очень быстро, как видно, одевался.

Должен сказать, общество собралось весьма тонкое, и хотя мы никого не знали, все, кажется, были из самого избранного круга. Франчинг нанял настоящего официанта и, очевидно, не жалел затрат. На столе были цветы, какие-то китайские фонарики, все это, должен сказать, весьма впечатляло. Подавалось хорошее вино, рекой лилось шампанское, о котором сам Франчинг говорил, что и не мечтал отведать лучшего. Нас было десять за столом, и всем раздали меню. Одна дама сказала, что всегда сохраняет меню, и просила всех гостей на нем оставить свой автограф.

Мы все последовали ее примеру, исключая мистера Хаттла — он, конечно, был для этого слишком важный гость.

Итак, присутствовали: мистер Франчинг, мистер Хардфур Хаттл, миссис и мистер Бутерброд, миссис Филд, миссис Леопардик, мистер Шик, мистер Кент, и, наконец, последние по порядку, но не по значению, — мистер и миссис Путер. Франчинг сказал, что, к сожалению, для меня не осталось дамы, которую надо вести к столу. Я ответил, что так-то оно и лучше, правда, потом уж я сообразил, что это не совсем любезно прозвучало.

Моей соседкой по столу оказалась миссис Филд. Она, по-моему, весьма осведомленная дама, правда, совсем глухая. Впрочем, это не очень мне мешало, ибо говорил один только мистер Хаттл. Он поразительно умный человек и говорит такие вещи, какие в устах другого могли бы прямо таки настораживать. Как жаль, что я не смог запомнить хотя бы четверти его блистательных речей. Кое-какие заметки я сделал на своем меню.

Одна мысль мне показалась особенно сильной — хоть я, конечно, с ней не согласен. Миссис Леопардик возьми и скажи:

— Однако вы противоречите общепринятым понятиям, мистер Хаттл.

Мистер Хаттл, с удивительным выражением лица (как сейчас вижу его перед собою), произнес медленно и четко:

— Миссис Леопардик, «общепринятые понятия» — всего лишь слова, за которыми стоит всякая дрянь. Придерживайся Колумб или Стефенсон этих общепринятых понятий, не видать бы нам ни Америки, ни парового двигателя, как своих ушей.