Книга Охота на маршала - Андрей Кокотюха

Маршал вспомнил, как шесть лет назад, весной сорокового года, он, еще генерал, впервые докладывал лично Самому об итогах операции на Халхин-Голе[25]. Тогда товарищ Сталин произвел на Жукова самое благоприятное впечатление. Он даже отказывался верить слухам о том, какой это хитрый, жестокий, безжалостный, страшный человек.

К тому времени Георгий Константинович успел подзабыть о том, как чудом уцелел. Ведь через некоторое время офицеров, под чьим командованием ему довелось служить до 1937 года, арестовали, обвинили в заговоре против руководителей партии и правительства, подготовке военного переворота, судили и расстреляли[26].

Правда, незадолго до начала войны, в мае сорок первого, Хозяин косвенно напомнил ему, чем чревата самостоятельность в суждениях.

Жуков представлял Сталину план, выполненный Генштабом по его личному указанию. Опираясь на данные разведки, он предложил не тянуть время, не играть на нервах, а самим нанести превентивный удар. Документ, составленный в единственном экземпляре, являл собой развернутый план действий РККА. Их конечная цель – реализация сталинской военной доктрины: бить врага на его территории.

– А не кажется ли вам, товарищ Жуков, что вы с вашим опытом пошли на поводу у паникеров? – спросил тогда Сталин, отодвигая от себя подготовленный документ на нескольких листах. – Или того хуже – провокаторов. То, что вы предлагаете здесь, на самом деле спровоцирует Германию на вооруженное столкновение. Не мне вам объяснять, кому выгодна подобная провокация. Или, – он прищурился, – вы тоже видите в подобных провокациях свою выгоду, товарищ Жуков? Помнится, были в нашей армии офицеры, готовые пойти на любую провокацию, чтобы выставить советское правительство в неприглядном свете.

Конечно же, Жуков понял все намеки. С тех пор до самого начала войны лично накладывал десятки резолюций на донесения, из которых все явственнее свидетельствовало: от начала войны его страну и Германию отделяют уже не месяцы, а дни. Тем не менее он всюду писал: на провокации не поддаваться.

Когда все началось, Жуков поначалу решил: теперь ему станет проще убеждать в своей правоте Сталина, на тот момент уже Верховного Главнокомандующего. Ведь сами события подтвердили – к его недавним предложениям следовало вовремя прислушаться. Однако принимать собственные решения Георгию Константиновичу стало, наоборот, еще сложнее.

Сперва, выполняя приказ Ставки, он бросил силы Западного фронта в район Дубно. Где, оказавшись в ситуации полнейшего отсутствия координации всех подразделений и окунувшись в хаос, не смог сделать ничего для выполнения поставленной задачи. Контрудар не удался. Западного фронта вскоре не стало. Член Военного Совета Николай Вашугин застрелился от отчаяния…

Доклад Верховному о катастрофическом положении на всех фронтах вызвал только гнев Сталина. Он обвинил всех вокруг в измене и трусости, и лишь по прошествии определенного времени Жуков осознал: судьбу Вашугина он вряд ли разделил бы, не такой у него самого характер, а вот рядом с генералом Павловым и другими козлами отпущения в те нелегкие дни вполне мог очутиться.

Затем Сталин обрушился на Жукова, когда тот заявил о невозможности дальше удерживать Киев. Услышав от Верховного:

– Не мелите чепуху!

Он снова понял, чем это может грозить, и все равно твердо ответил:

– Если вы считаете, товарищ Сталин, что я как начальник Генштаба способен молоть чепуху, мне здесь делать нечего! Прошу освободить меня от этой должности и отправить на фронт! Там от меня будет больше пользы!

Жуков помнил, как кровь стучала в висках, а мир вокруг ходил ходуном, словно на Москву в один миг обрушился бомбовый дождь. Тогда Верховный выгнал его из кабинета, и Георгий Константинович ожидал ареста как минимум в ближайший час. Но не прошло и сорока минут, как его вернули. Сталин велел сдать дела маршалу Шапошникову, самого отправил на Ленинградский фронт. Правда, такая мягкость Верховного не укротила Жукова: он, даже приняв от Ворошилова командование указанным фронтом, и дальше оставался сторонником сдачи Киева с целью сохранить сильно потрепанные в боях войска.

Маршал старательно погасил окурок о дно массивной пепельницы. Подумал – и достал новую сигарету. Вертя ее в крупных, крепких пальцах, Георгий Константинович снова посмотрел на портрет, наводивший на все более серьезные размышления.

Да, нужно в конце концов признать – Сталин его не любит.

Уважает как профессионала, военачальника, полководца – однако не видит в нем, Жукове, послушного исполнителя своей воли. За годы войны маршал с трудом мог воскресить в памяти ситуацию, когда Верховный не поставил бы под сомнение очередной его план, встречая сопротивление Жукова, готового любой ценой отстаивать свои позиции. В конце концов предложение маршала в чуть измененном варианте уже исходило от самого Сталина на заседании Военного Совета. И теперь спорить с Верховным не было причин.

Однажды, совсем недавно, до маршала дошли неосторожные разговоры. Дескать, воевал товарищ Жуков, а победитель – товарищ Сталин. И не будь все время Жукова рядом, кто знает, мог ведь Верховный зимой сорок первого сдать Москву так же, как отдал осенью Киев, а сам потом изобразить из себя фельдмаршала Кутузова… Разумеется, маршал переспал ночь, после чего вызвал к себе начальника особого отдела, указал, где искать говорунов и какую беседу с ними нужно провести. Но хоть пьяные болтуны понесли наказание, они же, сами того наверняка не желая, дали Жукову подсказку.

Он был нужен Сталину в дни войны.

Верховный – человек штатский. Бывший революционер, подпольщик, политик, но в военном деле разбирался слабо. Слов нет, учился на ходу, что от Жукова не ускользнуло. Да, у Хозяина этого не отнять. Потому выносил рядом с собой того, кто упрямо не желал слыть холуем, позволяя себе спорить с вождем. Ведь отлично понимал: с такими, как Ворошилов, Буденный или Берия, стране войну не выиграть.