Книга Досье на Шерлока Холмса - Джун Томсон

Расследуя это дело, рассказ о котором Уотсон впоследствии опубликовал под названием «Долина страха», Холмс впервые непосредственно соприкоснулся с частным детективным агентством Пинкертона[41], созданным в Соединенных Штатах Аланом Пинкертоном в 1850 году, – и, что еще важнее, с Мориарти и его бандой.

Позже Дуглас упал за борт корабля «Пальмира», когда плыл вместе с женой в Южную Африку после того, как с него было снято обвинение в убийстве Болдуина. Холмс считал Мориарти виновником смерти Дугласа. Он был убежден, что профессор инсценировал несчастный случай, чтобы не сложилось впечатления, будто он не выполнил заказ. Как сказал Холмс: «Вы узнаете крупного художника по одному мазку. Я узна́ю Мориарти, где бы он ни появился».

Сравнение Мориарти с Уайльдом очень точно, как и следующие слова Холмса: «Колесо повернулось, и мы оказались у той же точки». Все уже было раньше и повторится снова.

Методы Мориарти, такие как привлечение профессиональных киллеров, помещение незаконно приобретенных денег в иностранные банки и железная дисциплина в банде, по-прежнему применяются преступниками. Даже привычка Мориарти сажать собеседника таким образом, чтобы свет из окна или от настольной лампы падал прямо ему на лицо, тогда как его собственные черты оставались в тени, – уловка, все еще используемая тайной полицией во всем мире.

Холмс заглядывает в будущее, когда в конце расследования дела о «Долине страха» заверяет Сэсила Баркера, близкого друга Дугласа, что Мориарти можно победить.

«Но дайте мне время… Дайте время».

Пройдет три года, прежде чем Холмс выполнит это обещание.

Глава восьмая

Встреча и расставание
Сентябрь 1888 – март 1889

…Любовь – вещь эмоциональная, и, будучи таковой, она противоположна чистому и холодному разуму. А разум я, как известно, ставлю превыше всего. Что касается меня, то я никогда не женюсь, чтобы не потерять ясности рассудка.

Холмс, «Знак четырех»

В сентябре 1888 года Уотсон вместе с Холмсом занимался делом, которое оказало важное влияние на его будущее, так как в ходе расследования он встретил молодую леди, впоследствии ставшую его женой.

Это была мисс Мэри Морстен, которая, возможно, родилась в Индии и, несомненно, там воспитывалась. Ее отец, майор Артур Морстен, служил в полку Индийской армии. Так как ее мать умерла и у них не было родственников в Англии, отец послал Мэри еще ребенком в Эдинбург, где она получила образование в частном пансионе. Отсюда следует, что у нее была хотя бы одна родственница, которая жила в Эдинбурге или поблизости от него. Возможно, это была тетушка, у которой Мэри проводила каникулы, а впоследствии навещала по крайней мере дважды.

Между тем ее отца перевели на Андаманские острова, расположенные в Бенгальском заливе у восточного побережья Индии. Там он помогал майору Шолто охранять поселение каторжников на Блэр – одном из самых южных островов этой группы.

В 1878 году майор Морстен, получив двенадцатимесячный отпуск, вернулся в Англию и послал телеграмму дочери с просьбой встретиться с ним в Лондоне в гостинице «Лэнем». Однако, прибыв туда, Мэри Морстен обнаружила, что ее отец исчез, оставив в номере свои вещи. Хотя она наводила справки, ей ничего не удалось о нем узнать, и местонахождение отца оставалось загадкой.

Спустя шесть лет Мэри Морстен, служившая в то время гувернанткой в семье миссис Сесил Форрестер в Лоуэр-Кэмберуэлле, увидела объявление в «Таймс». В нем просили сообщить ее адрес, заверяя, что это делается для ее же блага. По совету миссис Форрестер она опубликовала в газете свой адрес и получила по почте посылку, в которой была ценная жемчужина – первая из шести, которые анонимный отправитель присылал ей в течение следующих шести лет.

А затем, совершенно неожиданно, в сентябре 1888 года она получила письмо, в котором говорилось, что с ней обошлись несправедливо. Неизвестный корреспондент просил ее встретиться с ним в тот вечер, в семь часов, возле театра «Лицеум». Если же она боится приехать одна, то может взять с собой двух друзей, однако автор послания настоятельно просил ничего не сообщать в полицию. Миссис Форрестер, которая, как мы знаем, была одной из клиенток Холмса в то время, когда он жил на Монтегю-стрит, посоветовала Мэри проконсультироваться с ним. Так она и поступила.

Это было интригующее дело, и Холмс согласился сопровождать мисс Морстен на таинственную встречу. Он предложил Уотсону пойти с ними, и тот с радостью принял это приглашение. Дело в том, что его увлекла не столько история мисс Морстен, сколько она сама.

Уотсон подробно описывает ее. Это была маленькая изящная голубоглазая блондинка, и хотя она не была красавицей, все в ней казалось ему очаровательным – от простого, но говорившего о хорошем вкусе платья до милого и симпатичного лица, выражение которого свидетельствовало о чувствительной натуре. Будучи сам натурой чувствительной, Уотсон был растроган ее внешним спокойствием, за которым скрывалась печаль, а также тем, что она одинока в этом мире. Мисс Морстен было двадцать семь лет – «прекрасный возраст», по мнению Уотсона, когда женщина уже не страдает застенчивостью юности и обладает жизненным опытом.

Самому Уотсону было лет тридцать пять – тридцать шесть, и по всем внешним признакам он был убежденным холостяком, довольным своей одинокой жизнью, которую почти целиком проводил в обществе Холмса. За все восемь лет на Бейкер-стрит ему ни разу не приходила в голову мысль о женитьбе. Не думал он и о том, что мог бы вернуться к вречебной практике. Все подобные амбиции были уничтожены в битве при Майванде.

Встреча с Мэри Морстен все изменила. Для Уотсона это была любовь с первого взгляда, перевернувшая всю его жизнь и заставившая тосковать о совсем ином будущем. Однако это были «опасные» мысли, и он не мог себе позволить предаваться им. Правда, весьма знаменательно, что как только Мэри Морстен ушла и Уотсон остался один, он направился прямо к своему письменному столу и «яростно набросился на только что появившийся курс патологии». Это единственное свидетельство за все восемь лет, что он читает какие-то медицинские книги.

Да, несмотря на внезапно вспыхнувший интерес к прежним занятиям, все это казалось безнадежным. У Уотсона было достаточно здравого смысла, а также честности, чтобы понимать, что и речи не может быть о браке с мисс Морстен. Хотя будущее без нее рисовалось в мрачных красках, лучше было смотреть правде в лицо, как подобает мужчине, нежели обманывать себя, обольщаясь иллюзиями. Уотсон сознавал, что он всего лишь военный хирург в отставке с раненой ногой и скудными средствами. Что касается надежд зарабатывать на жизнь литературным трудом, это было настолько маловероятно, что Уотсон даже не упоминает об этом.