Книга Мартин Борман. Неизвестный рейхслейтер. 1936-1945 - Джеймс Макговерн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
28 октября Борман писал жене: «Моя милая малышка Герда, нежно признателен тебе и детям за прекрасные дни, которые вы мне подарили. Я переполнен счастьем оттого, что ты существуешь, ты и каждый из детей. Берегите себя».
Через месяц после написания этого письма Борман отправил директиву в штаб Верховного главнокомандования вермахта (ОКВ), порицая армию за отношение к русским военнопленным. В директиве отмечалось, что войска недостаточно жестоки. Некоторые из солдат, выделенных для охраны, позволяли себе защиту пленных. Этого нельзя допускать. Поэтому Борман распорядился изъять пленных из ведения армии и передать их под надзор СС.
28 ноября, в день, когда Борман отослал эту директиву в штаб ОКВ, Сталин, Рузвельт и Черчилль начали первое совещание «Большой тройки» на конференции в Тегеране. Они понимали, что впереди предстоит трудная борьба, но ее исход был предрешен. «Большая тройка» обсуждала будущее Восточной Европы и согласилась на том, что англо-американские войска высадятся на побережье Франции будущей весной. Попутно в Тегеране обсуждался вопрос о том, как поступить с нацистским руководством после войны.
Способ решения проблемы Сталиным был прост. Он выступал за расстрел 50 тысяч ключевых военных и гражданских функционеров. Черчилль возражал против массовых казней, но Сталин настаивал. «Должно быть расстреляно, — говорил он, — пятьдесят тысяч». — «Может, сорок девять тысяч будет достаточно», — предложил Рузвельт, вероятно, пытаясь в шутливой манере снять напряжение.
В Тегеране не было принято конкретных решений относительно послевоенной судьбы нацистского руководства. Но то, что его ждет какое-то наказание, было очевидно. Еще раньше, в октябре 1943 года, на Московской конференции в Москве представители СССР, США и Великобритании подписали Московскую декларацию, которая, в частности, содержала предупреждение: «Пусть те, чьи ряды еще не обагрены кровью невинных, избегают присоединяться к рядам виновных, так как союзные державы будут обязательно преследовать их в самых отдаленных уголках планеты и доставлять их к судьям, чтобы торжествовала справедливость».
Далее Московская декларация гласила:
«1. Военные преступники, которые упорствовали в своих преступлениях на определенной территории, будут передаваться заинтересованным странам для суда в соответствии с их законами.
2. Военные преступники, чьи преступления не могут быть локализованы географически, поскольку затрагивают несколько стран, будут караться на основе общего решения союзников».
Московская декларация, однако, не оказала никакого влияния на деятельность Мартина Бормана. Когда наступил 1944 год, решающий год войны и судьбы нацистской Германии, он продолжал вести себя как человек, уверенный в том, что Третий рейх выживет. 30 мая 1944 года он разослал секретное письмо партийным функционерам, запрещающее полицейские меры и привлечение к уголовным судам немецких граждан за расправы (убийства) летчиков союзников, которые выбрасываются на парашютах и приземляются на германской территории.
В течение 1944 года Борман уделял также внимание двум личным проблемам. Одна из них касалась Генриха Гиммлера, рост «империи» СС которого угрожал верховенству Бормана и нацистской партии. Конфликт между двумя лидерами становился неизбежным, а его исход должен был определить, кто был в действительности второй самой могущественной фигурой в Третьем рейхе.
Другая проблема Бормана касалась его «любимой, сладкой и дорогой жены».
«Наша непоколебимая вера в конечную победу»
Борман временами находил возможности оставлять фюрера в его ставке в Восточной Пруссии и вылетать в Берлин для работы в здании партийной канцелярии. Во время одной такой поездки в октябре 1943 года он увлекся молодой и не слишком популярной киноактрисой, жениха которой убили на войне. Она была знакома с четой Борман. Во время очередной встречи с ней в Берлине Мартин Борман почувствовал, что пользуется взаимностью. Что последовало в результате такого увлечения, Борман описал в письме к жене 21 января 1944 года.
«Я поцеловал ее без всяких церемоний и совершенно испепелил ее своей жгучей страстью. Безумно в нее влюбился. Устроил так, что мы встречались много раз, и затем овладел ею, несмотря на возражения. Ты знаешь силу моей воли, которой М. не могла долго сопротивляться. Теперь она моя, теперь — о, счастливчик! — это так, или, скорее, я чувствую себя повторно и невероятно счастливым в женитьбе… Что ты думаешь, любимая, о своем безумном парне?»
Герда Борман ответила на это известие через три дня, как подобает образцовой нацистской супруге: «Я сама так восхищена М., что не могу сердиться на тебя. Дети тоже любят ее, все как один». Фрау Борман сочла «тысячью несчастий», что М. лишена возможности рожать детей из-за того, что ее жених погиб на войне. Она полагала, что ее муж сможет исправить это. «Но затем, — писала она, — тебе придется позаботиться о том, чтобы М. рожала ребенка в один год, я — в другой, так что ты всегда будешь иметь новую жену».
Борман нашел эту идею «дикой», но его жена была вполне серьезна. «Мы поселим всех детей вместе в доме на озере, — писала она, — и та жена, которая не беременна, будет приезжать и оставаться с тобой в Оберзальцберге или Берлине». На такое предложение Борман ответил: «Этого не должно быть! Даже если две женщины самые близкие подруги. Каждая пусть остается сама собой. Встречайтесь, правильно, но не злоупотребляйте этим».
Герда Борман была так понятлива и так пропитана нацистской доктриной производства большого количества чисто арийских детей, что сделала мужу 10 февраля новое предложение. Она пожелала, чтобы матери незаконных детей имели одинаковый статус с женщинами, состоявшими в законном браке. Фрау Борман предложила, чтобы ее муж заключил с М. Volksnotehe (вынужденный брак). Эта идея, предложенная фрау Борман для узаконивания двоеженства, уже осуществлялась, как она полагала, в ходе Тридцатилетней войны 1618–1648 годов из-за больших людских потерь (Германия тогда потеряла две трети (или больше) населения. Население Чехии уменьшилось в несколько раз. — Ред.).
Мартин Борман не стал осуществлять предложение жены, но оно послужило росту его уважения к ней. Когда она советовала спросить, действительно ли М. любила его, он ответил: «Полагаю, она очень любит меня. Конечно, ее любовь не столь глубока, как наша. Пятнадцать лет жизни в браке, богатой опытом взаимного общения, и десять детей — весомый фактор».
Почти до конца войны, пока позволяло изредка время, Борман поддерживал отношения с М. Но она разочаровывала его во многих отношениях, в отличие от жены. У М. было смутное представление о принципах национал-социализма, она обнаруживала пагубную склонность к христианству, пугалась воздушных налетов и проявляла признаки хандры и тревоги. Борман посылал жене письма, которые ему писала М., и копии писем, которые он писал ей. Время от времени Герда Борман развлекала М. или звонила ей по телефону в попытке очистить ее мысли от заблуждений в отношении войны и укрепить ее дух.
Проблема Бормана, связанная с «дядей Генрихом» (Гиммлером), решалась не так легко. К 1944 году Гиммлер стал, судя по всему, второй наиболее могущественной фигурой в Германии. Его «империя» СС контролировала все полицейские ведомства от гестапо до обычной полиции порядка. СС ведала концентрационными лагерями и лагерями уничтожения. Гиммлер мог, таким образом, решать судьбу миллионов людей более, чем какой-нибудь деятель, известный в истории. В 1944 году он получил также контроль над абвером (военной разведкой и контрразведкой), над лагерями военнопленных и программами производства ракет дальнего радиуса действия. Гиммлер стал главнокомандующим Резервной армией. Ему лично подчинялись 38 боевых дивизий СС (действительно, всего насчитывалось 38 дивизий СС (точнее, под номерами 1–38), но в это число входят и формировавшиеся в последние месяцы рейха, и расформированные и не принимавшие участие в боях. Всего формировалось не 38, а 43 дивизии, 6 из них были вновь расформированы, не приняв участия в боях. Из оставшихся 37 дивизий были: 11 добровольческих, одна из которых вообще не воевала, а 4 впервые приняли участие в боях в марте 1945 года; 11 дивизий войск СС, 7 из которых вообще не приняли участия в боях, только 15 дивизий действовали как обычные, 3 из которых впервые вступили в бой в марте 1945 года. Таким образом, в боях использовались 29 дивизий, 7 из которых впервые вступили в бой в последние недели войны. — Ред.). На эти хорошо подготовленные и вооруженные, фанатичные соединения численностью около полумиллиона специально отобранных солдат и офицеров можно было положиться. (Автор неточен. Численность войск СС в марте 1945 года составляла 829 400 человек (в июле 1944 года было 594 443 человека). — Ред.) Они были готовы сражаться, когда надо, до последнего дыхания.