Книга Свадебный рэп - Виктор Смоктий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сам их смотри, — ласково ответил Саша. — Пока рука не устанет. Сколько ты хочешь?
— Пятьдесят процентов, — жестко сказал Валентин.
— Пятьдесят процентов чего? — недоуменно спросил Леня.
— Всего, — уточнил Валентин.
— Но это же… — вскинулся Леня.
— Это нормально, — успокоил его Саша. — Значит, пятьдесят, а нам по двадцать пять. Я думаю, нормально, Лень, — сказал Саша, давая другу понять, что он что-то придумал. — Да, — обратился Саша к Валентину, — но хотелось бы гарантий, что ты не придешь вечером и не попросишь восемьдесят процентов.
— Но мы же цивилизованные люди, — с достоинством заметил Валентин.
— Ах, извини, забыл. Совсем из головы вон, — сказал Саша.
— Ну, тогда договорились, — подвел черту Леня.
Валентин поставил на стол кейс, повернулся и пошел.
Ни Саша, ни Леня не проявили к кейсу ни малейшего интереса, и его вместе с грязной посудой унес официант, взяв за ручку через салфетку, чтобы не оставлять своих отпечатков пальцев.
Лунной ночью дворец Гугенройтера выглядел как декорация готического триллера: клубы тумана, струившиеся сквозь ветки сада, напоминали о мире ином, где царствует печаль, ибо там известно уже все, что здесь только вынашивается в головах, полных неоправданного оптимизма, там сон предвосхищает явь, а явь выглядит как сон.
Леня и Саша коротали вечер у камина, скрашивая отсутствие дам присутствием алкоголя.
За неторопливым распитием под разговор они и не заметили, как в комнате появился посторонний. Он подошел к столику, на котором стояла выпивка, и посмотрел, что пьют друзья.
Леня и Саша, отвыкшие от хамства, молча изумленно уставились на Золотую Звезду Героя Советского Союза на негнущейся груди темно-синего пиджака гостя, обсыпанного перхотью.
— Ты кто, дядя? — наконец нашелся Саша.
— Александр Сергеевич, — сказал Александр Сергеевич, сел в свободное кресло и налил себе водки.
— Пушкин? — спросил Саша.
Александр Сергеевич отрицательно покачал головой.
— Грибоедов, — подсказал Леня.
— А вот и нет, молодые люди. Моя фамилия — Достоевский.
— Значит, у вас и здесь все… — Леня показал, что все кругом схвачено.
Генерал подтверждающе кивнул и ловко опрокинул рюмку.
— Хорошая штука, — сказал он одобрительно про водку. — А ихнее не пейте. От него не стоит. Ну да ладно. Короче. Я по поводу фонда…
— Это наезд? — поинтересовался Саша, пугаясь собственной догадки.
— Ты, сынок, наезда настоящего не видел. — Генерал снова налил себе водки. — Я же к вам не по службе пришел, а по зову сердца. Как русский к русским… — Он посмотрел на Леню и добавил: — Народам. Не по чину кусок хватанули. Да… А чего мы сидим? Выпьем за знакомство.
Из открытого окна дворца Гугенройтера грянула песня «Ой, мороз, мороз». Несколько тяжелых черных птиц испуганно взлетели со скрюченных веток парка и некоторое время, пока не привыкли к мелодии, кружили над деревьями. Песня плыла над долиной с медленно вращающимися, как во сне, крыльями мельниц, над сонными каналами с уснувшими в ночном тумане баржами.
— Кстати, о наездах, — начал Леня, в очередной раз разливая полюбившуюся генералу водку.
— Слушаю, — с трудом сосредоточиваясь, сказал генерал и хотел изящно опереться на сервировочный столик, но тот предательски уехал из-под его руки, и Александр Сергеевич чуть не ударил лицом в ковер.
— Все ваши заботы рискуют оказаться пустыми хлопотами, ведь фонд может накрыться в любой момент. Есть у нас такой Вилли…
— Токарев? — моментально догадался генерал.
— Нет, Педерсен.
— Ну и что? — спросил беззаботно генерал.
— А то, — сказал Леня. — Роет под нас, угрожает разоблачить как нормальных мужиков…
— То есть бабников, — пояснил Саша.
— А фонд, наш фонд, — уточнил Леня, почтительно приобняв генерала, — этот Вилли Педерсен хочет оставить себе.
— Хапнуть, — уточнил Саша.
— А вот это он видел? — Генерал изобразил руками непонятно что.
Леня и Саша отрицательно помотали головами, Педерсен наверняка ничего подобного не видел, и если бы увидел, то тут же на месте умер бы от ужаса.
— Мне все про это дело было известно, — привычно солгал генерал. — Все под контролем. Будем работать в этом направлении.
На стенах кабинета висели портреты сидящих за столом людей с фамилиями, известными всему миру: Толстой, Некрасов, Лермонтов, Пушкин, Шекспир, Диккенс, Хемингуэй, Достоевский.
Шло оперативное совещание, которое вел Начальник. Фамилии у него не было, вернее, их было столько, что упоминать их все не имело никакого смысла.
— А теперь товарищ Достоевский доложит нам о ходе операции по фонду Гугенройтера. Пожалуйста, Александр Сергеевич.
— В настоящее время владельцам фонда Кузнецову и Левину угрожает шантаж со стороны секретаря фонда Вилли Педерсена.
— Чем шантажирует? — заинтересованно спросил Толстой.
— Тем, что они ненастоящие гомики.
— А на самом деле? — спросил Начальник.
— Конечно, ненастоящие, — ответил Достоевский.
— Это серьезно, — задумался Начальник. — Какие предложения?
— Предлагаю задействовать для нейтрализации Педерсена уголовника по кличке Фаренгейт, личного врага Кузнецова и Левина, они его на бабки кинули. И на контору никто не подумает.
— Остроумно, — поддержал его предложение Начальник. — Но надо ребят выручать: укреплять легенду об их голубизне. Я знаю, что фонд Гугенройтера пытался внедрить в олимпийскую программу какие-то голубоватые виды спорта. Уточните в олимпийском комитете и пообещайте поддержку.
— Мужское синхронное плавание — это классно, — с неожиданным азартом сказал Хемингуэй.
— Но, думаю, тут перебарщивать не надо. А как же они на самом деле расслабляются? — поинтересовался Начальник у Достоевского. — Женщины у них есть?
— Нет, за ними в тридцать три глаза смотрят. Если они окажутся ненастоящими, они тут же потеряют право на наследство. А то и в тюрьму загремят за мошенничество.
— Это и нам полезно. Агент всегда должен быть на крючке, а то мотивация пропадает, но ребятам надо помочь. К следующему совещанию подготовьте предложения, как и где их свести с женщинами, чтобы не нарушить их статус. Но это все мелочи. А что вы предлагаете сделать с фондом Гугенройтера? Как его использовать? Куда направить эти фантастические суммы? Какова ваша стратегическая задача?