Книга Актриса - Салли Боумен

Зная это, Жислен решилась.

— Дорогая, я никогда не говорила тебе, но мой-то благоверный, представляешь…

Луиза широко раскрыла от удивления глаза, когда Жислен поведала ей о некоторых постельных причудах Жан-Жака, уверенная, что Луиза тоже сталкивалась с подобными мужскими выходками. Как ни странно, говорить на эти темы было вовсе даже и не трудно, скорее наоборот. Когда Жислен умолкла, Луиза, попросив еще шампанского, взяла реванш.

— Ты шутишь, Луиза! Чтобы Ксавье — такое! Не может быть!…

Луиза торжественно кивнула: очень даже может… Вот когда им обеим действительно стало весело. От мужей очень удобно было перейти к любовникам, и тут Жислен была на высоте. Впрочем, Луиза тоже не отставала. Мужские имена так и сыпались. Выяснилось, что некий молодой человек — из прошлых времен — исхитрился, оказывается, завести интрижку с ними обеими одновременно. Они расхохотались.

— Вспомни, Луиза, — теперь-то ты можешь мне сказать — по-моему, он был не слишком силен…

— Ну да, совсем даже не силен! — Луиза вытирала выступившие от хохота слезы. — И зачем мы тогда связались с ним, Жислен? Вот дурочки! — Она немного помолчала. — Скажи мне, только честно. Ты когда-нибудь чувствовала себя виноватой перед мужем?

Глаза Жислен вдруг сухо блеснули.

— Нет, не чувствовала. Говоря по правде — совсем наоборот.

— Ах, Жислен, ты просто прелесть. Ты так со мной искренна.

Вторая бутылка тоже была пуста; их дружба стала определенно крепче. Самолет, круто накренившись, развернулся, и Жислен поняла, что явно перестаралась с шампанским. Вот в этот самый миг, когда голова у Жислен закружилась от хмеля, Луиза, тоже под хмельком, и совершила роковую ошибку.

Поддавшись настроению и желанию ощутить себя благодетельницей, а может, из-за неодолимой потребности хотя бы произнести милое ей имя де Бельфора, она придвинулась к Жислен поближе и порывисто сжала ее руку.

— Жислен, милочка! Ты как-то обмолвилась, что Жан-Жак… что… словом…

— Что словом? Да, не дает он мне ни единого су.

Если б я полагалась на него, мне пришлось бы одеваться в универмаге «Прентан». Я сама все оплачиваю, в том числе и счета от портных.

Глаза Луизы сделались круглыми от ужаса и сострадания.

— Взгляни-ка, — Жислен вытянула руку и поиграла на свету перстнем.

— Чудное колечко. Я давно его у тебя приметила, дорогая…

— Не мое, дали поносить, — с горечью призналась Жислен. — И другие драгоценности, они ведь мне не принадлежат, почти все.

— Ах, милая! Это же несправедливо! Послушай-ка лучше, что я тебе скажу. Просто рядом с тобой не оказалось знающего человека. Ты можешь удвоить, утроить свои доходы. Без малейших усилий. Филипп говорит…

С кокетливой стыдливостью она оборвала себя на половине фразы.

— Он такой умница, правда, правда. Жислен. С тех пор, как я его слушаюсь… это так забавно. Ты тоже можешь попробовать.

Жислен пристально на нее посмотрела.

— Значит, твой советчик Филипп? Филипп де Бельфор? А я думала, Эдуард…

— Да ну! Эдуард! — Луиза сморщила носик. — Эдуард для подобных вещей слишком щепетилен. Он такой консерватор. В уме ему не откажешь, верно, но у него нет дерзости. А у Филиппа есть.

Жислен была заинтригована. Луиза придвинулась ближе, к самому ее уху.

— Представляешь, сто тысяч! — прошептала она и тут же, сияя, откинулась на спинку кресла.

— Франков? — не очень понимая, о чем речь, переспросила Жислен.

— Какая ты чудачка, Жислен. Фунтов стерлингов. Благополучно переведены в мой швейцарский банк. Это сумма за два месяца.

— За два месяца? — У Жислен пересохло в горле.

— Да, я проверяла, за два месяца, — тут она заговорщицки улыбнулась. — Мне сразу захотелось продать эти акции и заполучить набежавшие проценты, но Филипп не велел. Он предполагает, что стоимость их подскочит еще процентов на двадцать, если не больше. Правда, чудно? Почти никаких усилий — а результат налицо. Понимаешь, что я имею в виду?

Еще бы не понять. Сто тысяч фунтов. За два месяца. О, Жислен сразу бы нашла им применение. Драгоценности, настоящие, ее собственные… Разъедающая, жгучая обида разлилась внутри; она вдруг поняла, что никогда еще не испытывала к Луизе такой ненависти, как сейчас, когда Луиза решила побыть добренькой. Сто тысяч — приятный пустячок при ее доходах, а сияет, точно сопливая девчонка, выигравшая в грошовой лотерее.

— Великолепно, просто замечательно, — взяв себя в руки, сказала Жислен. — У тебя есть деньги для подобных экспериментов. А у меня, к сожалению…

— Кто не рискует, тот не имеет, заруби себе это на носу. Надо только уловить тенденцию, чтобы кто-нибудь натолкнул на подходящую идею. Послушай, Жислен. У тебя есть сейчас какие-нибудь свободные деньги?

— Ну-у… разве что те, которые я получила от Ротшильдов. А еще я месяц назад закончила дом Хэрриет Смитсон…

— Дорогая, я назову тебе одно словечко. Точнее, три словечка. Только ты не особенно мешкай. И забудь, забудь, что услышала их — от меня. Обещаешь?

— Обещаю.

— Никому об этом ни слова. А особенно Эдуарду. Я могу на тебя положиться, Жислен? Если Эдуард узнает, что я больше доверяю в денежных делах не ему, а кому-то другому, он ужасно рассердится, и это все испортит…

— Ни слова, дорогая, клянусь…

Они обменялись взглядами, Луиза улыбнулась. Потом осторожным голосом четко выговорила:

— «Сеть отелей Ролфсона».

Словно тысячи колокольцев зазвенели в ушах Жислен, предупреждая об опасности, но на душе почему-то сделалось необыкновенно спокойно. Она уже предвкушала выгоды, которые сулила ей предательская тайна.

А на другой день Эдуард, сидя у себя в офисе, недоуменно вглядывался в столбцы цифр; напротив него сидел де Бельфор. Это была их первая после возвращения Эдуарда из Нью-Йорка встреча, причем на этот раз на ней настоял сам Эдуард. Тем не менее вид у де Бельфора был совершенно невозмутимый.

Эдуард снова пробежался усталым взглядом по цифрам. Как же он ругал себя за то, что позволил себе потерять целый день. У него накопилось столько дел, а он чем вчера занимался? Ну да, выбирал подарок для Катарины, читал сценарий очередного фильма Ангелини… а ему кто-то успел подложить часовую мину, и она зловеще тикает. Конечно, он не может уследить за всем, операцию с отелями Ролфсона он поручил де Бельфору — с того и спрос… но сам-то он как мог прошляпить опасный момент? Эдуард, все больше злясь на себя, тасовал листки с курсами акций. Наконец поднял голову от бумаг и ледяным тоном спросил:

— Пока я был в Нью-Йорке, мы с вами все время перезванивались. Почему вы мне ничего не сказали?