Книга Табу на нежные чувства - Марина Серова

— Крапивин сам стал заложником. Заложником обстоятельств. И у меня есть основания полагать, что вы приложили к этому руку.

— Чего? — Смирнов вскинул голову. — Да чтобы я марал руки о всякую падаль? Мне дела нет до этого Крапивина.

— Неужели? Неужели вам никогда не хотелось отомстить поганому журналюге?

— Да будь моя воля, я бы его сразу в землю зарыл, — зло ответил Смирнов.

— Так что ж не зарыли?

— Не до этого было, — тихо ответил Леньчик. — Много других проблем накопилось. Журналиста я на десерт оставил.

— Выходит, настало время десерта, вы разгребли все проблемы и решили побаловать себя сладеньким. — Я продолжала измываться над Смирновым.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. — Он снова отвернулся и потрогал болезненную шишку у себя на лбу. — Есть что-нибудь от головной боли? Башка раскалывается.

— Еще бы она не раскалывалась, — усмехнулась я, поднимаясь с кресла. — После встречи с огнетушителем у любого башка раскалываться будет.

Я вышла из комнаты и направилась в кухню. Здесь уставший и сонный Эдуард Петрович сидел за столом с чашкой горячего чая, а заботливая Марусенька хлопотала возле него.

— Ну что? — спросили они в один голос, увидев меня. — Сознался?

— Нет. — Я подошла к раковине и включила кран с холодной водой. — Уже начинаю сомневаться, что ему есть в чем сознаваться. Либо он Ваньку валяет, либо действительно не понимает, чего я от него хочу.

— Не верьте ему, — категорично заявил Эдуард Петрович. — Это он, я уверен. — Бедный журналист уже так устал жить в неведении, что готов был приписать свои страдания любому.

Я отнесла болеутоляющее Смирнову. Он жадно выпил воду, делая большие глотки, потом утерся, вернул мне пустой стакан и тихо спросил:

— Надеюсь, вы не собираетесь держать меня здесь всю ночь?

— А вы хотите, чтобы я вас домой отвезла или обратно в «Юрту»?

— Я устал и хочу спать.

Я подошла к кровати, стащила покрывало, подушку и кинула их на пол к ногам Смирнова.

— Ложитесь, Леонид Владимирович. Поговорим завтра утром.

— Ты больная, — простонал он, оттолкнув ногой предложенную подушку.

— Дело ваше, — ответила я и вышла, не закрыв за собой дверь.

Когда я заглянула в комнату минут через пять, Смирнов полулежал на полу, прислонившись к стене, и спал. Подушку он подложил под прикованную к трубе руку.

Я присоединилась к семейству Крапивиных, которые по-прежнему чаевничали на кухне.

— Что вы собираетесь делать дальше? — шепотом спросил Эдуард Петрович.

— Пока не знаю, мне надо подумать, — ответила я, наливая себе воды.

— Ой! — Мария Аркадьевна вздрогнула.

Мы с Крапивиным посмотрели на нее, а она, улыбаясь, объяснила свою реакцию:

— На мобильный телефон кто-то позвонил, он у меня на вибраторе стоит. — Растянув верхнюю пуговицу на кофте, она ухватилась за шнурок, на котором висел ее мобильник, и достала телефон.

— Кто может звонить тебе в такое время? — Удивленный Крапивин посмотрел сначала на часы, потом на супругу.

— Не знаю, — робко ответила она, протягивая трубку мужу. — Номер не определился.

— Дайте-ка мне. — Я взяла из рук Крапивиной вибрирующий мобильный телефон и посмотрела на экран. Действительно, номер не определился, вместо цифр я увидела многоточие.

— Кто это может быть? — Эдуард Петрович снова перешел на шепот.

— Хотите проверить? — Я предложила журналисту ответить звонившему.

— Нет, — он замотал головой.

— Тогда это сделаю я.

Я нажала на кнопку и поднесла трубку к уху.

— Слушаю.

— Позовите, пожалуйста, вашего мужа, — в трубке я услышала уже знакомый мужской голос. Этот голос принадлежал странному человеку, который названивал Крапивину и угрожал.

— А с кем я разговариваю? — Я знала, что не услышу правдивый ответ на свой вопрос.

— Это не имеет значения. Позовите, пожалуйста, Эдуарда Петровича.

— К сожалению, он уже спит. Перезвоните завтра. — Я быстро отключилась, а потом перевернула мобильный телефон, открыла заднюю панель и вытащила сим-карту. — Уберите это куда-нибудь. — Я протянула карту Крапивиной. — Будет лучше, если по вашему номеру нас никто не будет беспокоить.

— Это был он? — Эдуард Петрович побледнел.

— Да, но вам нечего бояться.

— Значит, он знает, где мы прячемся, — тихо сказал журналист, хватаясь за голову. — Я пропал.

— Нет, он не знает, где вас искать, если бы знал, позвонил на городской номер. Он знает только, что Мария Аркадьевна теперь с вами, и решил воспользоваться ее номером, ваш ведь по-прежнему недоступен.

— Значит, Смирнов тут ни при чем? Его придется отпустить. Но ведь он никогда не простит нам того, что мы с ним сделали, — Эдуард Петрович был на грани нервного срыва. Хватаясь за грудь, он привалился к стене и жалобно простонал: — Воды…

Мария Аркадьевна засуетилась и закудахтала:

— Кто звонил? Кого ты боишься, почему я ничего не знаю? Эдичка, миленький, потерпи.

Эдуард Петрович не реагировал на вопросы жены, он выпил воды, отдышался и только потом выступил с заявлением.

— Евгения Максимовна, надо что-то делать. Мы проверяем всех ваших подозреваемых, в результате чего наживаем себе еще больше проблем. Завтра утром надо будет позвонить Мечникову, — наставлял меня журналист, — пусть приезжает и забирает нас отсюда. Тут становится небезопасно. — Я проигнорировала его категоричный тон, предаваясь размышлениям. — И обязательно скажите Константину Афанасьевичу, чтобы он соблюдал осторожность. В дверь пусть звонит по условному сигналу. Он знает. Сначала три длинных звонка, потом два коротких.

— Что вы сказали? — спохватилась я.

— Я говорю, Мечникова надо вызывать! — Крапивин повысил голос.

— Нет, что вы сказали про условный звонок?

— Три длинных звонка, два коротких. В последнее время я открываю дверь только тем, кто звонит по условному сигналу.

— И много человек знает этот сигнал?

— Нет, только вы, Константин Афанасьевич и несколько моих сотрудников.

Я задумалась, вся эта гнусная история с одним неизвестным стала, как мозаика, собираться у меня в голове. Одно цеплялось за другое, и вскоре я была почти уверена, что знаю имя человека, который решил окончательно испортить жизнь журналисту Крапивину. Но затевать разговор сейчас, на ночь глядя, я не стала, предпочитая оставить это на утро.

— Эдуард Петрович, Мария Аркадьевна, у нас был тяжелый день. Вы устали и нуждаетесь в отдыхе. Идите лучше спать.