Книга Целующиеся с куклой - Александр Хургин

— А чего не зарегистрировались?

Бориска им:

— Так я же домой приехал, я тут родился и сорок три года прожил, и квартира у меня тут есть.

— Адрес? — органы говорят.

Бориска продиктовал им адрес.

— Проверим, — говорят органы. — Проверим. А сейчас или платите штраф, или поехали с нами.

Бориска говорит:

— А какой штраф, сколько?

Органы задумались и говорят:

— Ну, на первый раз и, учитывая смягчающие вину обстоятельства, сто баксов хватит. Или что у вас там, в вашей Германии, ходит? Евро? Можно и сто евро.

Бориска говорит:

— У меня нет ста евро. Вот, посмотрите, — и показал им кошелёк с тремя сотнями рублей. — Вы мне, — говорит, — квитанцию выпишите, если я виноват, и я позже её оплачу.

— А, тебе квитанцию? — расстроились органы и вынули из кошелька у Бориски триста рублей. — Садись, — говорят, — в машину. Сейчас депортируем тебя в Грузию по ошибке, грузины покажут тебе квитанцию.

И отвезли его в отделение.

— Вот, — говорят дежурному лейтенанту, — грузинская морда, честным евреем прикидывается.

Дежурный лейтенант посмотрел паспорт Борискин, имя-отчество проанализировал, ПМЖ и всё такое.

— Так он и есть еврей, — говорит.

— Зато он без регистрации.

— Без какой регистрации? — дежурный говорит. А у Бориски спрашивает: — Регистрация есть?

И Бориска опять начинает объяснять, что он на родину домой приехал, и что у него есть не регистрация, а квартира. Дежурный тоже адрес квартиры запротоколировал. Спросил, проживает ли там кто-нибудь, когда Бориска в Германии своей прохлаждается.

— Сын проживает, — говорит Бориска. — Родной.

— С пропиской?

— Конечно, с пропиской.

— Проверим, — дежурный говорит. И говорит: — А штраф заплатить надо. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Правильно?

— За что штраф? — Бориска говорит.

— Так за регистрацию. Я вам квитанцию выпишу, а вы оплатите. Только не тяните, во избежание грядущих неприятностей. А то адрес ваш нам известен.

И вот пришёл Бориска домой пешком — потому что деньги все у него органы отняли, а ездить без билетов он в Германии разучился, — помидоры, естественно, где-то посеял. То ли в машине оставил милицейской, то ли в отделении. Пришёл, ну и начал под настроение этот неприятный разговор с Зарой, а она указала ему его настоящее место, то есть сказала, чтоб уезжал он туда, откуда приехал, и не влезал в чужую личную жизнь без особого приглашения.

Ну, и Бориска на третий день после разговора этого, никому не нужного, купил билет — сто евро Зара ему предоставила, как обещала, — сел в автобус и уехал с родины ни с чем, не солоно, значит, хлебавши. А штраф, конечно, платить сгоряча не стал.

«Хрен вам в банку, — подумал, — а не штраф. Нашли тоже козла отпущения, подонки».

27

Сосед в автобусе, который у окна сидел, высмеял Бориску, когда тот рассказал ему о своём несостоявшемся возвращении на родину. Бориска с этим случайным соседом знаком был — вместе учились, язык их немецкий постигали. Сосед, правда, так его и не постиг, завалив экзамен. Хотя по рождению был рыжим, наполовину чистокровным немцем. А сейчас они случайно в одном автобусе из России ехали. И сосед обрадовался, что рядом с ним знакомый Бориска сидит, а не кто-то другой. Так как у Бориски и в багаже-то всего один чемоданчик был средних размеров, а из ручной клади только кепка и пакет с бутербродами. И сосед получил возможность рассовать и на полку под крышей, и в ногах десяток рулонов обоев.

— У меня там, в багажнике, полный баул таких рулонов, — объяснил он Бориске, — а эти в баул не уместились.

— Ты что, ремонт делать собрался? — спросил ради приличия Бориска.

— Какой ремонт! Это братану моему обои. Он же у меня живописец, художник. Веришь, клизмой картины рисует. На обоях с обратной стороны. На картинах его на всех так и значится: «Тушь, обои, клизма».

— А зачем? — Бориска спрашивает.

— Что зачем?

— Ну, клизмой рисовать.

— Вот ни черта ты в жизни, Бориска, не понимаешь, никакой предприимчивости в тебе нет. Только зря еврейскую национальность имеешь. Кисточками и карандашами картины рисуют сегодня миллионы. Это без преувеличения. А клизмой — только мой братан. Единственный во всём подлунном мире, я думаю.

— И что, покупают их, картины эти?

— А как же! Он ведь не как-нибудь, он незаурядно их рисует и стильно. Его на всякие бьеннале и акции приглашают. На конкурсы красоты. Он одним движением руки, не отрывая клизмы от бумаги, красавиц рисует в полный рост. И в показах мод постоянно участвует. Портреты модельеров пишет с их моделями.

— И портреты тоже клизмой?

— А чем? Конечно, клизмой. А премьеры мюзиклов театральные! А бенефисы и юбилеи! Это всё вообще без него не обходится. У него есть целая серия портретов, называется: «Премьеры, бенефицианты и юбиляры нашего времени». Что ты! Он очень многих знаменитостей отобразил уже в своём творчестве. А обои-то в Германии дорогие, в России гораздо дешевле обои. Вот я и везу ему. И клизм десяток везу. Разных калибров. Пусть занимается братан высоким искусством, нам не жалко. Ты пиво будешь?

— Какое пиво в автобусе?

Сосед извлек из-под сидения две бутылки «Балтики».

— Наше русское пиво. Ты как, истинно русское пиво любишь, а?

Он зубами сковырнул с обеих бутылок крышки.

— На, пей, наслаждайся жизнью. Это тебе не «Бульвайзер» какой-нибудь сраный.

Пить соседское пиво не хотелось, и Бориска сказал:

— Я не пью, у меня дурная наследственность.

— Что, родители были алкашами? — посочувствовал сосед.

— Нет, — сказал Бориска, — они тоже не пили.

Объяснение соседа не убедило:

— Открыто уже, — сказал он. — А открытое назад не закроешь.

Под пиво и завязался у них доверительный разговор обо всём понемногу, и в частности поведал Бориска соседу, как он на родину рвался вернуться, а родина его не приняла, оттолкнув и исторгнув. И сосед стал над ним беспощадно насмехаться.

— Кто ж так на родину возвращается? — смеялся сосед. — В смысле, без денег. Наша родина не любит тех, кто без денег.

— Их ничья родина не любит, — говорил Бориска. — Но где ж их взять, когда их нет?

А сосед говорил:

— Где, где? В Караганде. — и: — Вот я, — говорил, — например, теперь домовладелец, богатый в полном смысле этого слова человек. У меня на счету минус сто пятьдесят тысяч евро. Понял?