Книга Ароматы кофе - Энтони Капелла

— Ты с этой вот? — осведомился прохожий.

— Да, я с этой женщиной. И вы ее оскорбили.

— Она ведь посреди улицы предлагает свои услуги, разве не так? До сих пор этим занимались только женщины определенного сорта.

Он пошел прочь, не потрудившись вернуть брошюрку.

— Я убью его! — взорвался я, порываясь отправиться за этим типом вдогонку.

— Не надо, Роберт! — Эмили удержала меня за локоть. — Нам запрещено ввязываться в скандал.

— Вам — может быть, но я не потерплю…

— Прошу вас, Роберт. Да и от грузчиков своего отца я слышала словечки покрепче.

Она воздела руку и соответственно возвысила голос:

— Избирательные права дня женщин! Правда за один пенни!

К ней подбежал уличный мальчишка и выкрикнул:

— Выбираю тебя, милашка! — сопроводив свое высказывание недвусмысленным подергиванием бедер и задавая стрекача от меня, едва я огрел его по тощей заднице.

— Напомните мне, — хмуро буркнул я, — зачем мы все это делаем.

— Затем, что у мужчин и женщин должны быть равные права, чтоб они могли общаться между собой на равных.

— Ах да, разумеется. И как долго мы этим будем заниматься?

— Пока не раздадим все брошюрки до одной, — твердо сказала Эмили.

Я протянул руку:

— Дайте-ка лучше и мне половину.

— Вы это серьезно?

— Абсолютно, если в конечном счете могу рассчитывать на обед. Вы все равно отвратно справляетесь со своими обязанностями. Процесс продажи требует определенного мастерства.

— Я поступаю точно так, как меня инструктировали в Обществе.

— Тогда посмотрим, кто из нас успешней справится.

Я перешел на противоположную сторону улицы, По тротуару двигалась пожилая дама. Я остановил ее:

— Извините, мадам… позвольте предложить вам эту брошюру? Она содержит все, что нужно знать о движении за избирательные права.

— Ах, так? — Дама с улыбкой заглянула в брошюрку, которую я сунул ей прямо в руку. — Сколько это стоит?

— Всего один пенс, хотя, если желаете, можете внести и больше.

— Вот вам шесть пенсов, сдачи не надо! — Дама вложила мне в ладонь монету.

— Благодарю вас! — сказал я, пряча монету в карман. — Желаю приятного дня!

— Избирательное право для женщин! — выкрикнула Эмили на той стороне улицы, размахивая в воздухе своей брошюркой. Вид у нее был хмурый. Я рассмеялся: выражение ее лица было весьма красноречиво. Она негодовала, что я оказался прав.

Мимо проходили две молодые женщины, прятавшие руки в меховые палантины.

— Простите, — удержал я их. — Я вижу, вам необходимо узнать подробней про избирательные права для женщин. — Я сунул им в руки две брошюрки. — Прошу вас, всего два пенса!

Улыбнувшись мне в ответ, младшая отыскала для меня монетки.

— Как вы сказали… — открыла было рот она.

Но, заполучив денежки, я уже не располагал временем для разговоров. Я обратился к молоденькому служащему:

— Э-э-э… не хотите ли узнать, о чем на самом деле думают женщины?

И в мгновение ока обрел очередной взнос.

Я бросил взгляд через улицу. Эмили, увидев, что мой метод непосредственного обращения к публике оказался успешней, чем ее выкрики, теперь следовала моему примеру. На моих глазах она продала одну брошюрку двум пожилым леди и еще одну отправившейся за покупками женщине с дочерью.

Ко мне приближался мужчина средних лет.

— Этот буклет, — сказал я, пристраиваясь к его шагу и протягивая книжицу, — содержит всю подноготную суфражисток. Сексуальное равенство, свободная любовь… и тому подобное.

— Беру две, — буркнул мужчина, бросая на брошюрку алчный взгляд.

— Молодчина! С вас шиллинг.

Едва тот отошел, я поймал на себе разгневанный взгляд Эмили: я распродал уже половину своих буклетов, а она всего один или два.

— Кто меньше распродаст, тот оплачивает обед! — выкрикнул я.

Она глянула сердито, но, я заметил, что при этом свои усилия она удвоила.

— Добрый день, юные леди! — приветствовал я группу школьниц. — Потрясающе интересно — читают все!

Продав еще четыре штуки, я перекинулся на некую матрону, у которой покупки вываливались из рук:

— Стоит женщинам обрести право голоса и конец рвущимся бумажным пакетам! Здесь все как раз про это, а я пока подтащу вашу картошку!

Подобрав картофелины, я перешел на ту сторону улицы.

— Все разошлось! — самодовольно отчитался я.

— У вас раскупили только потому, что вы мужчина! — сердито сказала Эмили. — Вечно одно и то же, старая песня!

— Но, так или иначе, я выручил неплохие деньги. Хотя теперь, раз вы платите, я не смею даже расплатиться за обед.

— Роберт, вы прочтете мне стишок? — пытливо спросила Лягушонок.

Я все еще пребывал в благодушном после обеда настроении.

— Хорошо. Какой стишок?

— Тот, что читали в прошлый раз, который про червяка.

— Точно такой не смогу. Я художник, повторяться не умею.

— Но вы ведь стих не закончили! — с жаром сказала она. — Оставили того человека с червяком в голове. С тех пор я только об этом и думаю, и арифметика у меня ну никак не идет.

— По-моему, Роберт, — тихонько произнесла Эмили за моей спиной, — всякий художник все-таки должен отвечать за свои поступки. Хотя в том, что Лягушонок не может справиться с арифметикой, вашей вины, я думаю, нет.

— Мне не хотелось бы нести ответственность за нерешенные задачки! — наставительно сказал я Лягушонку. — Ну что ж…

Я слегка задумался, почеркал карандашом по бумаге, что-то стало вытанцовываться…

— Засекаю время, Роберт, — сказала Эмили. — Даю вам меньше минуты на сочинение.

— Но это не слишком честно!

— А честно продавать больше буклетов, чем я, только потому, что вы мужчина? Осталось сорок секунд.

— Дайте чуть больше…

— На вашем месте я перестала бы огрызаться и сосредоточилась на сочинении.

— Ну, пожалуйста.

— Время истекло!

— Вот вам! — воскликнул я вскакивая:

«Какое безобразие!

— сказал миссионер. —

Какой ужасный, право,

Всем червякам пример!

Ведь я его к себе не звал,

У нас нет общих тем!

Во мне пристроился он сам,

Как будто насовсем!»