Книга Man and Boy, или Мужчина и мальчик - Тони Парсонс

— Фу! — сказал он, изучая оранжевую кляксу у себя па ложке. — Это что?

— Это называется морковка, Пэт. Ты должен знать, как выглядит морковка. Она полезна. Давай, быстренько подъедай все это.

Он с омерзением оттолкнул тарелку.

— Не хочу есть, — сказал он, пытаясь выбраться из-за кухонного стола.

— Подожди-ка, — сказал я. — Ты не пойдешь никуда, пока не съешь ужин.

— Не хочу я никакого ужина. — Он посмотрел на оранжевую кляксу, плавающую в пузырящейся кашице. — Он невкусный. Гадость какая-то.

— Съешь ужин.

— Нет.

— Пожалуйста, съешь ужин.

— Нет.

— Так ты будешь есть ужин или нет?

— Нет.

— Тогда ложись спать.

— Но еще рано!

— Правильно, сейчас время ужина. А если ты не хочешь ужинать, то должен идти спать.

— Это нечестно.

— Жизнь нечестная штука. Ложись спать.

— Я тебя не люблю!

— Нет, не меня! Ты не любишь, как я готовлю. А теперь иди и надень пижаму.

Как только он вырвался из кухни, я схватил его тарелку и выбросил в помойное ведро всю эту микроволновую дрянь, смешанную с переваренными овощами. Я не особо осуждал Пэта за то, что он отказался этим питаться. Вероятно, эта дрянь и на самом деле была совершенно несъедобной.

Когда я вошел в спальню Пэта, он лежал на кровати полностью одетый и тихонько всхлипывал. Я посадил его, вытер ему глаза и помог надеть пижаму. Он уже клевал носом, глаза были полузакрыты, рот припух, голова моталась, как у игрушечной собачонки, которую возят в автомобилях на приборной доске, так что вполне мог пораньше лечь спать. Но я не хотел, чтобы он засыпал с ненавистью ко мне.

— Пэт, я знаю, что я не очень хороший повар. Не такой, как мама и бабушка. Но я постараюсь исправиться, ладно?

— Папы не умеют готовить.

— Неправда.

— Ты не умеешь готовить.

— А вот это правда. Твой папа не умеет готовить. Но множество мужчин прекрасно готовят. Самые знаменитые шеф-повара — это мужчины. И обычные мужчины, которые живут одни, — тоже умеют. Например, папы с маленькими мальчиками и девочками. Я постараюсь стать таким же, как они, ладно? Я постараюсь готовить тебе вкусные вещички, которые тебе понравятся. Ладно, дорогой мой?

Он отвернулся и недоверчиво фыркнул, словно услышал что-то заведомо несбыточное. Я прекрасно его понимал. Я и сам не мог в это поверить и подозревал, что нам обоим в самое ближайшее время придется выработать у себя истинную любовь к сэндвичам.

Я отвел Пэта в ванную почистить зубы, а когда мы вернулись, он, хотя и неохотно, поцеловал меня на ночь. Видимо, Пэт был не слишком заинтересован в том, чтобы мириться. Мысленно сказав себе, что к утру он забудет об этой дурацкой морковке, я укутал его одеялом и выключил свет.

Вернувшись в гостиную, я плюхнулся на софу и серьезно задумался о том, что пора устраиваться на работу. Утром пришло банковское извещение. У меня не хватило духу открыть конверт.

Уволили меня по-современному — дождавшись, пока закончится контракт, и швырнув мне под нос всего лишь месячную зарплату. Она уже закончилась. Мне необходимо было работать, потому что положение с деньгами становилось критическим. Мне это нужно было еще и потому, что работа — единственный вид деятельности, где у меня хоть что-то неплохо получалось.

Я взял газету с объявлениями и открыл ее на странице «требуются», обводя продюсерские вакансии на радио и телевидении, которые казались привлекательными. Но через несколько минут отложил газету в сторону и принялся отчаянно тереть глаза. Я слишком устал, чтобы заниматься этим прямо сейчас.

На видео по-прежнему крутился фильм «Империя наносит ответный удар» — битва между силами добра и зла в снегу какой-то далекой планеты. Хотя этот бред был постоянным фоном нашей жизни и иногда я начинал сходить от него с ума, теперь я был слишком измучен, чтобы подняться и выключить его.

Действие переместилось с замерзшей пустоши на какое-то темное булькающее болото, где мудрый старый учитель рассказывал Люку Скайуокеру о его судьбе. И я вдруг осознал, как много отцовских фигур окружает Люка — они, похоже, заполняют все возможные образы родителя.

Есть Йода, морщинистый старец, у которого из зеленых остроконечных ушей лезут добрые советы. Потом есть Оби Ван-Кеноби, сочетающий домотканые проповеди с надежной старомодной любовью.

В довершение всего Дарт Вейдер, зловещий повелитель ситхов, возможно, лучше всех отражающий дух нашего времени. Этот долгое время отсутствующий отец, нерадивый папочка, эгоистичный старик, для которого его собственные желания, например, стремление покорить вселенную, стоят превыше родительских обязанностей.

Мой старик определенно был того же типа, что Оби Ван-Кеноби. И я тоже хотел бы стать именно таким отцом.

Но я заснул на софе, окруженный рабочими вакансиями, подозревая, что всегда буду больше похож на человека в черном — отца, у которого недостает терпения и не хватает времени, отца, навеки отдавшегося во власть темным силам.

14

— Я знаю, у вас дома в последнее время были некоторые проблемы, — сказала воспитательница. Это прозвучало так, как будто у нас забарахлила посудомоечная машина, и мне достаточно было взять справочник бытовых услуг, вызвать мастера и таким образом снова наладить свою жизнь, — Поверьте мне, — добавила она, — все в «Кэнонбери Кабс» вам сочувствуют.

Она меня не обманывала. Воспитательницы всегда суетились вокруг Пэта, когда я по утрам привозил его. Они были невероятно добры к нему, тем не менее, каждый раз с его лица сбегала краска, нижняя губа начинала дрожать, а огромные голубые глаза наполнялись слезами при мысли о том, что нас опять разлучат на целый день. Ну как еще они могли утешить его?

В конечном счете это была не их проблема, потому что, несмотря на всю свою доброту и заботу, они не могли заделать трещины, появившиеся в жизни этого ребенка.

Пэту не хотелось расставаться со мной, за исключением тех случаев, когда мы ехали к моим родителям, казалось, просто помешанным на веселье. Каждое утро при прощании у ворот «Кэнонбери Кабс» повторялась одна и та же драма. Потом я ехал домой и часами расхаживал взад-вперед по комнате, переживая, как он там без меня. А в детском саду бедняга Пэт в то же время изводил воспитательниц вопросами, когда ему можно будет вернуться домой, и заливал слезами свои картинки, нарисованные пальцами.

Детский сад не помогал. Мне посоветовали поискать детского психолога, заверили, что время залечивает любые раны, и Пэт успешно вылетел из этого дошкольного учреждения.

Другие дети продолжали лепить игрушки из своих пластилиновых червяков, а я взял Пэта за руку и в последний раз вывел его из радужно-яркого подвала. Он сразу же развеселился. Он был слишком счастлив, чтобы чувствовать себя неудачником. Воспитательницы помахали нам руками, детишки вернулись к своим невинным занятиям.