Книга Я - Янис - Канни Меллер

— Ты что здесь делаешь? — спросил он, не оборачиваясь.

— Тебя жду, — ответила я.

— Тебе мало влетело? — даже по спине было видно, что он ухмыляется.

— Мне нужна сумка, — сказала я.

Тогда он обернулся.

— Ты что, совсем рехнулась?

— Тебе какое дело, — ответила я. — Давай сумку.

— Ну ты зануда. Я ее выбросил, если хочешь знать.

— Где?

— А чего это я буду отчитываться?

— Потому что там то, что нужно Глории.

— Что за Глория?

— Ты ее избил и ограбил.

— А, та…

— Она в больнице.

— Там ничего не было.

— Куда ты ее выбросил?

— Только пять тошнотных конфет. И двадцать крон. И все. Проваливай, слышь?

Но я не собиралась проваливать. Я стояла и смотрела на него.

Он шагнул ко мне, и я подумала, что если он подойдет еще немного, я дам ему коленом. Или головой. Хотя это вряд ли. Голова у меня была не в форме. Но он сделал только один шаг, остановился и ухмыльнулся.

— Ты такая мелкая, цыпа, — издевался он. — Как малю-усенькая крабовая палочка.

Он протянул руку и хотел меня пощупать, но я отскочила в сторону.

— Где ты выбросил сумку? — рявкнула я. — Говори!

— А если не скажу? — продолжал издеваться он. — Что тогда будет?

— Я позвоню в полицию и скажу, где тебя можно забрать.

— Не скажешь! — прошипел он прямо мне в лицо. Я стояла на месте, хотя каждое его слово воняло блевотой.

— Глория была без сознания, доперло до тебя или нет, дерьмо?

Он стал похож на рыбу, которая хватала ртом воздух, но я не дала ему одуматься.

— Тебя разыскивают, если хочешь знать! И скоро схватят!

Его зашатало. В эту минуту я подумала, что никогда раньше не видела его в одиночку. Может, гориллы его бросили.

— Сумку! — я уставилась на него.

Не говоря ни слова, он указал на другую сторону площади, но я решила, что так легко он не отделается.

— Принеси!

— Ты настучала копам?

— Скажу, когда отдашь сумку.

Тут он снова рассвирепел, и я подумала, что он все-таки мне врежет.

Но он не врезал. Он повернулся и пошел в ту сторону, куда указал. Там он достал из урны что-то коричневое и вернулся. Сумка Глории была открыта, но я ее закрыла.

— Ну, что с копами? — это снова прозвучало как угроза.

— Если ты настучишь, Заку не поздоровится!

И я засмеялась. Это было так глупо. Если у кого-то дела и были плохи, то у него. Так я ему и сказала, а потом повернулась и ушла.

А он остался. Наверное, ума не хватало понять, как сильно переменится его жизнь в ближайшее время.

Я просто положила сумку рядом со своей подушкой и пошла в ванную. Лицо в зеркале оказалось не очень-то красивым. Вокруг левого глаза все посинело, волосы потемнели от запекшейся крови. Но у меня не было сил возиться с ними. В эту минуту мне хотелось только спать.

23. Про отеки

У меня было сотрясение мозга, раны на голове, синяки и вдобавок отеки, так что ни о какой школе и речи быть не могло.

Мама сообщила, что ближайшее время не собирается оставлять меня ни на минуту. Пока не заживут раны. Она позвонила на работу и сказала, что будет сидеть дома с больным ребенком. Прозвучало это так смешно, что я расхохоталась, но от этого заболело лицо, и мне пришлось так же внезапно умолкнуть.

После чая с бутербродом я хотела пойти к Глории: фотографии, наверное, могли ее взбодрить, но мама меня не отпустила. Она хотела все знать. И мне пришлось нелегко.

— А как с ночными вылазками Зака? Куда он ходит?

Я пожала плечами и попыталась изобразить полное неведение. У мамы был перепуганный вид — наконец-то она поняла, что совсем ничего не знает о сыне.

— Ты все знаешь, но не хочешь его выдавать. А я не собираюсь тебя заставлять.

— Спасибо, — сказала я.

Она мрачно взглянула на меня.

— Но я не сдамся, пока он все не расскажет. И я понимаю, что все эти его спортивные вещи, я понимаю, что…

Она закрыла лицо руками, и я испугалась, что она сорвется.

— Твой брат — вор? — прошептала она, не отнимая рук от лица.

Это был трудный вопрос, и я не ответила.

Никогда в жизни я не чувствовала такой ненависти к Адидасу, как тогда. Он только портит жизнь другим.

Таких, как он, не должно быть.

И все-таки он есть.

В больницу к Глории я пришла уже днем. Вместе с мамой, конечно, — кажется, она решила совсем не выпускать меня из виду. Это было приятно — чувствовать, что я для нее важна.

Глория не спала. Из бутылки рядом с кроватью по-прежнему капала прозрачная жидкость.

— Она очень слаба, — сказала медсестра, подведя нас к кровати. — Сегодня вам не стоит оставаться здесь слишком долго.

Я показала сумку.

Тогда в лице Глории что-то изменилось. Оно снова ожило. Она приподняла голову и протянула руку. Я отдала сумку Глории, но та ее уронила. Сумка скользнула с кровати на пол, и Глория не успела ее подхватить.

— Какая же я неуклюжая, — пробормотала Глория.

— Открой ее!

И я открыла. Наверное, дома я не открывала сумку из уважения к Глории.

— Она пустая, — сказала я, пошарив внутри.

— Посмотри в кармашке на молнии…

Я нащупала молнию, но в кармашке тоже было пусто.

— В подкладке есть дырка, — вспомнила Глория.

Тогда я почувствовала, что за подкладкой что-то есть.

Пошарив внутри, я, наконец, вытащила две фотографии. Бумага пожелтела, от одной из них оторвался кусочек, но на снимке все еще можно было разглядеть женщину, сидящую перед цирковой повозкой. На коленях у нее сидел пухлый малыш. Женщина гордо смотрела прямо в камеру. Фотография была потрепанная, но у края виднелись ноги верблюда. У входа в повозку стоял мужчина с черными усами и в темном костюме. Рубашка светилась белизной, хоть снимок и был очень старый. Мужчина тоже улыбался прямо в камеру. У глаз виднелись морщинки.

Глория потянулась к фотографиям. Потом протянула вторую, чтобы я посмотрела на нее.

Маленькая девочка шла по канату. На ней была балетная пачка, а в руке — зонтик. Снимок был сделан с довольно большого расстояния, было видно всю цирковую арену и даже лица некоторых зрителей. Фотографию сделали во время представления.