Книга Пояс Богородицы - Роберт Святополк-Мирский

И все это для того, чтобы нарушить предполагаемые планы короля польского и великого князя литовского Казимира, внести в них смятение, заставить отвлечь войска сюда и не позволить ему оказать военную поддержку своему союзнику — хану Золотой Орды Ахмату, который со стотысячной армией двигается сейчас к рубежам Великого Московского княжества…

…Тем временем хан Ахмат двигался медленно и неторопливо, поскольку сейчас лишь кончался август, а он планировал подойти к берегам Оки к концу сентября, дав своему союзнику, королю Казимиру, достаточно времени для набора войска и продвижения его навстречу Ахмату с целью последующего соединения обеих армий где-нибудь на южных границах Московского княжества в октябре.

А затем в ноябре, когда реки станут, они нанесут этому обнаглевшему московскому Ивану удар, от которого он уже никогда не оправится, сполна заплатив великой Золотой Орде все, что задолжал в последние годы…

И уж, конечно, слижет капли кумыса с гривы ханского коня…

Хану Ахмату уже давно перевалило за шестьдесят, за свою долгую жизнь он совершил немало походов, как удачных, так и не очень, но этому он придавал особое значение…

Некое странное чутье, присущее только старым людям, повидавшим жизнь, подсказывало ему, что этот поход будет решающим не только в отношениях с Москвой — он также должен поддержать престиж его престола — престола уже не такой могучей, уже распадающейся на части, но все еще грозной и сильной Большой Орды, некогда именуемой Золотой…

Вот только не подсказывало ему это чутье, чем же все закончится, а стало быть, оставалось ждать, уповая лишь на милость Аллаха.

Но хан Ахмат был терпелив, мудр и спокоен, а потому мало думал о том, что никак не зависело от него, а находилось в руках Всевышнего, предпочитая жить маленькими радостями каждого дня.

Например, он считал большим везением появление две недели назад Сафата, посла тюменского хана Хаджи Мухаммеда Ибрагима.

И даже не потому, что само по себе посольство далекого сибирского хана было приятным и неожиданным выражением почтения, но главным образом потому, что посол мурза Сафат оказался человеком весьма приятным, но самое замечательное — прекрасным игроком в шахматы.

Эту старинную персидскую игру подарили когда-то хану Кичи Мухаммеду, который, весьма ею увлекшись, научил играть совсем маленького Саид Ахмата еще задолго до того, как передал ему трон Золотой Орды вместе с инкрустированной золотом коробкой с мастерски вырезанными из слоновой кости фигурами.

— Почаще играй в эту игру, сынок, — ты станешь мудрым правителем и удержишь трон до конца дней своих! — сказал ему при этом отец и был прав.

Ахмат вот уже скоро сорок лет твердо сидит на своем троне и пока не собирается никому его передавать!

Да беда еще и в том, что нет подходящего преемника. Не повезло Ахмату с сыновьями. То ветреные, недальновидные мальчишки, вроде бесславно погибшего в прошлом году Богадур-Султана, то бесталанные полководцы, вроде Шейх-Ахмеда, который и тысячей-то с трудом командует, а куда уж стотысячным войском…

А единственный, кто был бы достойным и так хорошо показал себя в боях, — так тот уж староват-пятьдесят скоро…

Вот он вышел из своего шатра — тоже; как и отец, встает на рассвете: Азов-Шах, которого московиты, с присущей им пренебрежительной привычкой коверкать чужие имена, называют по-своему: «царевич Мазовша». Они не раз испытали на себе силу его напора, и еще отец нынешнего великого князя московского Василий Васильевич, еще до того, как Шемяка выколол ему глаза, бегал от юного Азов-Шаха до самой Москвы и дальше — почти тридцать лет тому назад — ну да, в 1451-м это было… Много добычи привез тогда сын из московских земель… А вот в шахматы так и не научился играть как следует — всегда проигрывает старому Ахмагу, а тот потом и думает; чего-то этому сыну все же недостает… И как такому трон передавать? Шутя, конечно, думает, но все же…

А вот Сафат — замечательный игрок. Жаль, что не сын…

— Селим, пригласи посла Сафата на утреннюю партию шахмат, — распорядился Ахмат, и слуга отправился за послом.

…Мы сыграли уже больше двадцати партий, и он выигрывает чаще… У меня еще не было такого сильного партнера, Я проиграл ему последние три партии подряд…

Спустя несколько минут игроки уже сидели, склонившись над доской.

— Мне очень нравится играть с тобой, Сафат, — сказал хан.

Сафат, привстав от доски, вежливо склонил голову.

— Спасибо, о великий хан, — от игры с тобой я испытываю огромное наслаждение: ты каждый раз показываешь мне, как должен играть подлинный мастер.

Польщенный Ахмат сделал ход и с удовлетворением наблюдал, как глубоко задумался над ответным ходом Сафат.

Но хан ошибался.

Сафат думал вовсе не о ходе.

Все две недели, которые он находился в походном стане хана, Сафат непрерывно спрашивал себя, не совершил ли он какой-либо ошибки — уж слишком все шло гладко…

Сафат был хорошим шахматистом и мог бы сразу ответить на ход хана, но он умышленно затягивал время — во-первых, для того, чтобы показать, как серьезно он относится к игре, а во-вторых, чтобы иметь возможность дольше и пристальнее понаблюдать за поведением хана — Сафат никак не мог поверить, что хан Ахмат ни в чем его не подозревает.

Но хан Ахмат и в самом деле ни в чем дурном Сафата не подозревал.

Вот уж воистину — «Человек предполагает…» Ерема Селиванов был уверен, что его план, продуманный до малейших деталей, приведет его к успеху, но совершенно неожиданное вторжение отрядов хана Менгли-Гирея в одну секунду едва не лишило его жизни и тут же превратило в жалкого, бесправного и презренного татарского раба, которого сейчас угоняли в Крым, на продажу, и не было у него ни малейших шансов вырваться на свободу и, возможно, не будет еще много лег, если он эти годы вообще переживет…

Мурза Сафат был убежден, что его ждет необыкновенно трудное задание — подумать только: ему надо попасть в ближайшее окружение могущественного владыки, с его охраной, свитой и, наконец, стотысячной армией! Это казалось просто невозможным, и вдруг, все получилось с прямо-таки чудесной легкостью!

А все началось с того, что, расставшись с друзьями в Медведевке и попрощавшись с Левашом в Синем Логе два месяца назад, Сафат двинулся на юг, в Дикое поле, навстречу войску Ахмата, и на второй же день пути его конь вдруг стал хрипеть, задыхаться и к обеду пал трупом прямо на дороге.

Сафат сразу же вспомнил, что Леваш жаловался: от какой-то заразной болезни у него пало несколько десятков лошадей, и еще вспомнил, что, пока он беседовал с хозяином, слуги поили, коня гостя, и уже тогда Сафат неизвестно почему хорошо запомнил момент: вот бородатый толстый конюх ставит перед конем Сафата берестяное ведро с водой, и Сафат еще подумал тогда мимоходом — не холодна ли вода, не заболеет ли конь…