Книга Тайны храмовой горы. Иерусалимские воспоминания - Станислав Сенькин

Это преступление было настолько безумным и шокирующим, что Лалибела даже не злился на преступника. Наверняка, это просто какой-нибудь несчастный сумасшедший, возомнивший себя пророком Илией. Какой повод может быть для убийства этого невинного старца, который никому не делал ничего плохого?!

Или это мусульмане-фанатики ведут джихад против неверных? Не все же они такие образованные, как этот Юсуф с Храмовой горы. Кто-то из поклонников пророка мог решить, что кровь неверных угодна Аллаху, как всесожжение.

Лалибелу всегда настораживал такой факт: почему, когда некоторые религиозные люди произносят речи против еретиков, полные гнева и ненависти, остальные единоверцы, которые имеют другую, противоположную точку зрения, обычно угодливо поддакивают им? Верующие люди, которые агрессивно отстаивают национальные, политические и культурные принципы всегда считаются более правоверными, чем сторонники мягких либеральных взглядов. Наоборот, когда кто-нибудь высказывает мало-мальскую симпатию к представителям других религий, его взгляды тут же клеймятся более фанатичными верующими, и ему опять приходится учиться ненавидеть, чтобы выглядеть «православным».

Фанатики — это варвары в религии и морали, какими бы образованными они ни казались в глазах окружающих. Как любые варвары, они сильнее и грубее других. А с грубой силой всегда приходится считаться. Нежные весенние побеги берут начало в ветках, растущих из грубого ствола.

Лалибела потерял араба, он сбежал. Израильская полиция, конечно, сейчас же начнет расследование, но трудно будет найти преступника. Он наверняка уже в Восточном Иерусалиме — территории, неподвластной властям. Лалибела протер глаза, наполняющиеся слезами, и побрел назад в монастырь…

…В это время убийца и вправду был в Восточном Иерусалиме. Он передвигался медленно и в его глазах отчетливо читалась растерянность и непонимание. Он был сирийцем, крещеным с детства и остающимся христианином и по сей день. На шее у него висел маленький образок Эль-Шагура — чудотворной сирийской иконы Богоматери. Но, тем не менее, он был убийцей и профессиональным террористом.

Вчера в десять часов утра к нему подошел знакомый араб и сказал, что для него есть работа. Заказчика звали Юсуф. Он сообщил, очевидно, приняв киллера за шахида-мусульманина, что прошлой ночью ему приснился необычный сон. Будто он, как всегда, дежурил на Харам-эш-Шериф. Время было позднее, закончился последний намаз, и верующие покинули Священный двор. В это время стражи осматривали Храмовую гору — не оставил ли здесь какой-нибудь злоумышленник взрывчатку или, может быть, на территории спрятался вражеский диверсант. Проходя мимо мечети Аль-Акса, Юсуф увидел старого коптского монаха, который, невзирая на все запреты, вошел в мечеть. Он узнал этого монаха. Это был отец Матта…

Он давно знал этого монаха. Еще ребенком Юсуф ездил в Египет помолиться в соборной мечети Каира вместе с отцом. Его отец был сторонником газавата — священной войны против самопровозглашенного Израиля. Тогда казалось, что легко уничтожить еврейские поселения. Хотя за ними была мощная поддержка Америки, выстоять евреям среди арабского большинства казалось делом практически невозможным.

Отец договаривался с местными активистами о поддержке Ливана. Египетские мусульмане боялись об этом думать, потому что в Ливане было много шиитов. В Йемене также шиитов было достаточно. Необходимо было преодолеть на какое-то время догматические разногласия, чтобы сплотиться против явной угрозы. С этой миссией его отец и поехал в Египет. Конечно, он был ревностным суннитом и деятелем, представляющим одну небольшую политическую организацию Йемена. Но и его вклад в деле объединения арабского мира был важен, хотя он и был прирожденным эфиопом.

В Каир он решил добраться с караваном бедуинов, чтобы не «светить» документами при переходе границы. Также он взял с собой семилетнего сына Юсуфа. На обратном пути караван наткнулся в пустыне на больного монаха. Он лежал, безвольно раскинув руки, рядом со своим верблюдом, который преданно стоял рядом и даже не пытался никуда уйти.

Бедуины подобрали монаха и взяли его с собой. Один старый номад хвалил его верблюда, говоря, что такому животному нет цены в пустыне. Юсуф помнил, как монах открыл глаза и попросил пить. Пересохшими губами он ответил на вопрос кочевника, как его имя и откуда он. Монах еле слышно прошептал имя: Матта. Он был египетским монахом и заблудился в пустыне. Бедуины взяли его с собой, но за лечение и уход они забрали у него верблюда.

Старый номад не мог нарадоваться на это животное. Монаха же высадили радом с одним христианским монастырем уже в Израиле. Следующей ночью отцу Юсуфа приснился сон, что, милостью Аллаха, он был восхищен в рай. Там, среди невероятного великолепия, он встретил семь священных зверей ислама: верблюда пророка Илии, ягненка Авраама, кита Ионы, крылатого коня Аль-Бурака, муравья и удода Соломона и, наконец, собаку Семи Спящих Эфесских отроков.

Отец Юсуфа внимательно присмотрелся к верблюду пророка Илии и увидел, что он — точная копия верблюда коптского монаха Матты, которого спасли бедуины. Проснувшись, он решил, что Аллах послал ему явный знак. Юсуф помнил, как отец подошел к старому номаду и предложил большую цену за этого верблюда. Тот поначалу только размахивал руками, показывая, что ни за что не согласится отдать этого верблюда. Но затем здравый смысл в нем превозмог голос сердца, и он уступил животное за большую цену.

Юсуф помнил еще, как отец посадил его на сказочного верблюда и сказал, при этом: «Сын мой, ты станешь великим человеком». Они поехали через Палестину и Аравию в родной Йемен.

Но по пути его отец потерялся. Когда это случилось, он как раз сидел на верблюде, которого считал настоящим верблюдом пророка Илии из рая. В пустыне поднялся хамсин, и плачущего Юсуфа подобрали спустя несколько дней в районе Медины. Мальчик лишь плакал и звал отца. Но тот бесследно пропал вместе с верблюдом. Это происшествие тогда наделало много шума, его трактовали в мистическом ключе.

Некоторые йеменские шииты, с которыми он вел переговоры, даже посчитали, что его отец стал «невидимым Имамом» и охраняет мир своим присутствием.

Однако Юсуф считал совсем по-другому. Почему-то он винил в смерти отца этого коптского монаха отца Матту. В кошмарах он представлялся ему христианским шайтаном-крестоносцем, злобным колдуном и опасным джинном, наславшим хамсин и забравшим своего верблюда с помощью волхований. Ведь от ребенка не укрылось, что монах был недоволен решением старого номада отнять у него животное.

Юсуф отложил эту историю в своем сердце. Он с отличием закончил медресе, но предпочел сытому покою муллы беспокойные будни охранника Харам-эш-Шериф. И вот несколько месяцев назад он увидел отца Матту, сидящего на площадке рядом с коптским и эфиопским монастырями в старом плетеном кресле. Отец Юсуфа, конечно, был ревностным мусульманином, но и наполовину эфиопом по крови, поэтому иногда страж приходил в эфиопский монастырь и слушал службу на древнем языке геез. И вот он увидел этого шайтана и владельца верблюда пророка Илии, на котором его отец сгинул в пылевом тумане хамсина. Это был монах Матта, он был слеп и находился, похоже, на покое. Юсуф тогда только презрительно сплюнул и пошел прочь. Для него это стало знаком, что ему не следует посещать христианские монастыри, где властвует шайтан. Спустя какое-то время он совершенно забыл о копте, вплоть до этого страшного сна.