Книга Венера туберкулеза - Тимофей Фрязинский

- Не напрягайся, - поясняет мне женщина, - она слушает только тогда, когда сама посчитает нужным. Жди. Когда окошечко откроется, сразу называй фамилию того, к кому приехал.

Жду. Неожиданно дверца открывается, контролерша называет чью-то фамилию, я направляюсь к окошечку, дверца закрывается, не успел. Долблюсь. Опять ноль внимания. Вот сука. Че, ответить что ли сложно. Встаю в караул рядом. Пол часа проходят как в аду. Контролерша вырисовывается мне в форме ее величества власти. А вдруг она вообще не захочет мне помочь. Об ее обязанностях я уже и не думаю. Представляю, что там у них внутри. Просто имей рычаги управления ресурсами, будь недоступной, и нуждающиеся в этих ресурсах буду вокруг тебя на четвереньках ходить, лишь бы ты хотя бы взгляд на них кинул. Идеальное государство – это когда нуждаются все. Сейчас я очень нуждаюсь во внимании посредницы с зоной. Окошко опять открывается. Подлетаю.

- Здравствуйте. Я из Москвы, проездом, хочу увидеть Нахимова Александра Николаевича.

- На свидания надо заранее записываться. Сегодня можете передачку оформить.

- Но у меня нет возможности заранее делать это. Я проездом…

- Передачку будете делать?

- Да буду.

- К кому вы?

- Нахимов Александр Николаевич. 10 отряд, 60 бригада.

- Ждите.

Опять жду. Женщины помогают мне привести провизию в надлежащий правилами вид. Сигареты распаковываются поштучно и засыпаются в пакет.

- Я, когда передачу заранее своему сыну готовлю, - делится со мной своим опытом мать зека, - сигареты по двадцать штук ленточками перевязываю.

Конфеты очищаются от фантиков. Чувствую нервяк. Что говорить человеку, который уже несколько лет сидит в тюрьме, а ты ему сваливаешься на голову, как снежный ком. Уж кого-кого, а меня Нахим вряд ли ожидал увидеть своим гостем. В одной компании мы с ним никогда не терлись, с каждым годом общего становилось все меньше и меньше, но, по сути, дела, все это не имеет никакого значения, главное то, что мы родились и выросли в одном районе, а сейчас оказались за тысячи километров от дома, оба в трудной ситуации, но рядом с друг другом. Такого подарка судьбы упускать было бы непростительной глупостью. Увидеться не удастся, но пока дачки будут перекочевывать из моих рук в руки контролерши, а из ее рук в руки Нахима, который будет стоять где-то за стеной, можно будет поперекрикиваться. Готовить речь – глупо. Нужные слова сами лягут на язык.

- Кто там к Нахимову?

Я уже жду возле окошечка. По составленному списку медленно начинаю сдавать ей еду.

- Нахим! Это Тимоха. Привет.

- Тимоха… Привет.

Только голос.

- Я здесь под Тольятти в санатории лежу, ты рядом, 100 км, парни сказали адрес, вот я и заехал. Тебе от всех привет. От Вторника, от Глаза, Зеленого, Хазара.

- Всем тоже привет передай.

- Как ты?

- У меня все нормально. Недавно вышел с сан части.

- У нас тоже все потихонечку. Сколько тебе еще здесь?

- Мне… До звонка.

- Ты, давай, держись. Тебя все ждут очень. Вспоминают.

- Постараюсь.

- Нахим. Я в санатории еще долго буду, напиши заявление на свидание и через месяц я подъеду. Поплотнее пообщаемся.

- Через месяц… Ладно… Тимох, я в шоке тебя слышать. Неожиданно очень.

- Я тоже в шоке.

Только голос. Контролерша уже давно забрала провизию и начала закрывать окошко.

- Ну, ладно, Нахим. Давай, пока. Увидимся.

- Пока.

Чувствую общее родство со всеми, кто находился сейчас в комнатке, и стал свидетелем нашего диалога. Лишних непричастных здесь нет. Мы все, я, Нахим, матери и отцы, контролерша, объеденены одной бедой. Сторонние наблюдатели обходят такие места стороной. Зато их полно в здоровой части общества. Прямой эфир из комнаты долгосрочных свиданий. Офигенная аудитория, охуенные бабки. Человек не должен иметь право сидеть в квартире и видеть то, к чему не привела его жизнь. Чужая реальность. Подсматривать – это извращение, показывать – тоже. Человечество все больше и больше теряет свою естественность. Естественно через месяц жизнь снова привела меня в ИТК 65/5. Та же комнатка, та же атмосфера ожидания.

- Здравствуйте, - подрываюсь я к заветному окошечку, - у меня сегодня назначено свидание с Нахимовым.

- Короткосрочное?

- Да.

- Не положено. Сегодня день долгосрочных свиданий.

- Как?

- И передачу тоже можете сделать завтра.

Дверца закрывается, уламывать становится некого. Чувствую сочувствие окружающих. И их безропотность по отношению к власти.

- А где здесь административный корпус.

- Пойдешь вдоль забора, метров сто, - указывает мне путь мать уркагана, - там трехэтажное здание. Только это бесполезно.

- Попытка – не пытка.

Оставляю дачку в комнатке и двигаю к начальству. На любого работника всегда можно пожаловаться его руководителю, который будет только рад этому. Корпус пуст – воскресенье, возле входа трется какой-то типчик, интересуюсь у него на счет начальника колонии.

- Должен скоро подойти, - поясняет он.

- А звать как?

- Николай Владимирович.

Жду. На горизонте появляется здоровенный кабан в форме. Килограмм под 120. Не сомневаюсь в том, что это тот, кто мне и нужен.

- Николай Владимирович.

- Да.

- Здравствуйте. Я фотограф из Москвы. Снимаю природу. Мы уже три недели в лесах работаем для журнала «Optimum», - в мозгу всплывают картины двухдневной давности, балкон палаты туберкулезного санатория, электрическая плитка, кастрюля с отваром из конопли на сгущенке, знаменитое молочко, мутно зеленая жидкость расходится на пятерых, переть начинает как раз тогда, когда уже перестаешь ожидать, некоторые делали это каждый день, - пейзажи, животных фотографируем. В вашем учреждении находится мой друг детства, на одной улице выросли. У меня с ним назначено было свидание, а приемщица даже дачку брать не хочет. Помогите решить этот вопрос.

- Пойдем со мной.

Вальяжной походкой, внушающей уважение, он входит в свой кабинет и берет в руки телефон:

- Зоя Дмитриевна. Ну, что вы опять? Тут человек из Москвы приехал. Обеспечьте ему свидание.

Благодарю начальника, возвращаюсь к окошечку:

- Зоя Дмитриевна. Мы видимо друг друга не поняли. Я из Москвы сюда приехал.

- К кому вы? – теперь она вся во внимании.

- Нахимов.

- Ждите.

Жду победителем.

- Кто там к Нахимову?

- Я.