Книга Люди крови - Алан Ф. Троуп

Увидев замешательство на моем лице, он хмурится и отпускает мою руку. Я поворачиваюсь к Дереку за объяснениями.

– Извини, старина, – пожимает плечами тот. – Я думал, у тебя есть веские причины явиться без подарков.

– Подарки? – в очередной раз досадуя на своих родителей, которые не ознакомили меня с традициями, я лезу в карман и извлекаю золотой медальон на цепочке, привезенный для Элизабет. – Вот что я привез для вашей дочери.

– Побрякушка? – Лицо Чарльза Блада наливается кровью. Он брезгливо смотрит на драгоценность на моей ладони. – Вы предлагаете мне побрякушку за мою старшую дочь? Да как вы смеете, сэр! – он поворачивается ко мне спиной и шагает прочь. Филипп следует за ним.

– Чарльз! Пожалуйста, вернись! – восклицает его жена. Она поворачивается ко мне. – Прошу вас, извините моего мужа за его несдержанность. Его крутой нрав иногда опережает его ум.

Отец Элизабет делает еще несколько шагов, потом оборачивается и обращает на меня гневный взгляд.

– Твоя дочь предупреждала тебя, что он получил странное воспитание, – говорит мужу Саманта Блад. Она говорит обо мне так, как будто меня во все нет в комнате. – Я уверена, что, если бы Питер хорошо знал наши обычаи, он принес бы подобающий подарок.

Впервые в жизни я ввязался в имущественную тяжбу. У меня огромное искушение сказать им, куда, по моему мнению, им стоит засунуть все их обычаи, и заодно их пресловутый пир. Но вместо этого я делаю глубокий вдох, заставляю себя подумать об Элизабет и той прекрасной жизни, которую мы сможем вести с ней вдвоем на моем острове, вдали от этой семейки.

– Если кто-нибудь объяснит мне, в чем состоит этот самый обычай, то я постараюсь все исправить,- выдавливаю я. Все молчат. Тогда Хлоя, сердито взглянув сначала на отца, потом – на мать, берет все в свои руки:

– Вы должны подарить семье невесты подарки, желательно дорогие: золото, драгоценные камни. Считается, что чем богаче ваши дары, тем больше вы цените невесту.

– Ага! – я киваю, вспоминая целые ящики сокровищ в подвалах моего дома. Мне ведь они не нужны.

– У вас не возникнет сомнений в том, что я высоко ценю вашу дочь, – спрашиваю я Чарльза, -

если, вернувшись домой, я пошлю вам золота вдвое больше, чем весит Элизабет? Это вас устроит?

– Браво! – восклицает Дерек. Хлоя и ее мать сияют от удовольствия.

Капитан Блад улыбается, подходит ко мне и снова завладевает моей рукой:

– Извини, сынок! Иногда мне не сладить со своим бешеным нравом. Достойный жест с твоей стороны. Твой дар значительно преумножит богатства семьи, – он хмурится и кивает на старшего сына. – Дереку следовало бы поучиться у тебя! Он-то при носит домой одни фотоаппараты, часы и мелочь. Пожалуй, у него нет настоящей пиратской хватки, какая была у наших отцов. За последние годы он взял из дома больше золота, чем принес.

– Извини отца,- говорит Дерек чуть позже, провожая меня до комнаты.- Он любит иногда сгустить краски, проверить, кого можно запугать, а кого нет.

Честно говоря,- Дерек понижает голос,- я и сейчас еще иногда побаиваюсь его. Вот погоди: увидишь его в настоящем его обличье. Он очень даже может внушать ужас.

Дерек останавливается у двери в комнату:

– Мама велела передать тебе, что мы собираемся после захода солнца в большой комнате на третьем этаже. Она велит одному из слуг ударить в гонг, когда все будет готово. И надень свою куртку. По-моему, от тебя этого ждут.

Когда Дерек уходит, я брожу туда-сюда по этажу, не зная, как убить следующие несколько часов. Мне кажется, я вернулся в далекое прошлое. На некрашеных каменных стенах никаких украшений. Сомневаюсь, что здесь есть телевидение, радио, книги или журналы. В комнате совсем немного мебели: огромная кровать и комод неподалеку от нее. И то и другое грубо сработано из дерева. На стенах – два светильника, на комоде – канделябр, – все это говорит об отсутствии в доме электричества. Охапка сена в углу комнаты привлекает меня не больше и не меньше, чем комковатый матрас, набитый конским волосом, и застиранное постельное белье на кровати.

Порыв ветра заносит в окно несколько листьев. Тут только я понимаю, что окно не застеклено. Лишь деревянные ставни отделяют обитателей комнаты от внешнего мира. Я качаю головой. Почему хотя бы Дерек не попытается привнести в семью какие-то элементы цивилизации?

В дверь стучат. Я открываю и вижу на пороге пожилую служанку. Она не смотрит мне в лицо. Служанка принесла таз для умывания, кувшин горячей воды, кусок серого мыла и полотенце. Я делаю ей знак оставить все это на комоде. Когда она уходит, я раздеваюсь и обтираюсь полотенцем, смоченным в горячей воде. Это меня успокаивает.

Теперь я чувствую атмосферу этого дома, где сырость, кажется, проникла во все щели. Я вслушиваюсь в тихое бормотание слуг, сдавленные рыдания запертых в подземелье пленников, ощущаю пронзительный запах их немытых тел. Все это вызывает у меня легкую дрожь, но я убеждаю себя, что просто немного замерз, пока мылся.

Гонг раздается, когда снаружи уже совсем стемнело. Дождавшись, когда ударят несколько раз и на этот звук отзовутся скрипучие двери, выхожу из своей комнаты. Я вовсе не намерен демонстрировать свое нетерпение. И вообще, Чарльз Блад уже достаточно потешился надо мной. Больше я этого позволять не намерен.

Еще раз бьют в гонг, и тогда я неторопливо поднимаюсь по лестнице, тревожа по пути пламя свечей. Все погружено в полумрак. Вокруг меня ходят тени. Следующий удар гонга настигает меня уже на третьем этаже. Я невольно жмурюсь, войдя в ярко освещенную комнату. Везде горят свечи, в огромном, во всю стену, камине пылает огонь. Я останавливаюсь и улыбаюсь Элизабет. Она одиноко стоит в центре комнаты. Вокруг нее разлито какое-то легкое сияние, оно делает ее облегающее, тончайшее белое платье почти прозрачным.

Я иду к Элизабет, не сводя с нее глаз. Сейчас мне безразлична и комната, и все семейство, которое уже в сборе.

– Ты прекрасна! – говорю я, вынимаю из кармана украшение и надеваю его на ее стройную шею.

Я вдыхаю ее запах. Мне хочется немедленно увести ее отсюда. Она берет пальчиками медальон в форме цветка клевера с четырьмя лепестками, внимательно разглядывает его, и нежная улыбка озаряет ее лицо.

– Элизабет! – раздается строгий голос ее матери, и улыбка исчезает.,

Я поворачиваюсь к Саманте и неприязненно смотрю на нее. Моя возлюбленная опускает глаза.

– Простите, Питер,- говорит Саманта,- но есть обычаи, и их надо соблюдать. Вам придется с этим смириться. Элизабет не разрешается общаться с вами до того, как вы соединитесь.

Саманта поворачивается к Дереку и указывает в дальний угол комнаты. Посмотрев туда, я замечаю нескольких ямайцев, сбившихся в кучку, – женщин и мужчин, взрослых и детей. Никто из них не скован цепями. Они выглядят очень спокойными, даже слишком.

Дерек направляется к ним, выбирает молодого, крепко сбитого мужчину и ведет его к нам. У ямайца несколько глубоких свежих царапин на лице и правой руке. Больше никаких повреждений нет. Меня удивляет непроницаемое выражение его лица. Кажется, ему совершенно безразлично все происходящее.