Книга Люди крови - Алан Ф. Троуп

– Рабы? – спрашиваю я.

– Почему бы и нет? – усмехается Дерек.

В конце концов, я здесь гость. И потом, почему употреблять людей в пищу – хорошо, а бесплатно пользоваться плодами их труда – плохо? Я ограничиваюсь замечанием:

– Мой отец говорил, что от рабов мороки больше, чем пользы. Вечно что-нибудь замышляют против тебя или норовят сбежать.

– Пошли,- говорит Дерек, выходя из машины.

Он направляется к груде камней, которая оказалась теперь позади автомобиля. Я следую за ним.

– Здесь есть трещина, которая тянется через всю долину. – Он протягивает мне руку и делает знак сжать ее в своей. – Ну-ка сделай шаг вперед.

Я делаю шаг – и земля дрожит, даже как будто хрустит подо мной. Дерек успевает оттащить меня назад, прежде чем она проваливается.

– Поверхность земли здесь немногим толще яичной скорлупы. А там, внизу, – тысяча футов, – он слегка кивает головой в сторону ямайцев. – Им это известно. Они знают и то, что вокруг нас еще сотни таких же дыр.

Он еще раз свистит, на этот раз ниже и требовательнее, и ему отвечает ворчание собак.

– И еще они знают, что собаки здесь, рядом, – говорит Дерек, – так что бунтовать они не станут.

Мы проезжаем хорошо возделанные поля, пастбища с коровами, овцами и козами, аккуратные ряды деревянных домиков для работников, содержащиеся в идеальном порядке конюшни для породистых лошадей. Дерек паркует машину в тени одной из огромных шелковиц перед домом. Еще один «лендровер», бежевый, стоит под другой шелковицей, по другую сторону широкого проезда к дому.

– Запасной, – кивает на него Дерек.

Он жмет на клаксон три раза, созывая семью, и выходит из машины. Смотрю на широкие каменные ступени, ведущие на веранду, и понимаю, что этот дом раза в два больше нашего.

– Пошли, Питер! Семейство ждет тебя в доме. Никому не посоветую заставлять отца или маму ждать слишком долго.

– Иду, – говорю я, глубоко вздохнув. Еще раз проверяю, на месте ли медальон. Чувствую себя глупо, как мальчишка перед первым свиданием.

– Завидую тебе, – заговорщически шепчет Дерек, обняв меня за шею. – Пир! Если бы ты только знал, что для тебя приготовлено!

Мое замешательство только смешит его.

– Поторапливайся, дружище! Отец и мама скоро потеряют терпение.

13

Уже на ступеньках Дерек вырывается вперед. Я едва поспеваю за ним.

– Я всегда рад вернуться домой, – бросает он мне через плечо. – Там, снаружи, слишком много людей. Дурачье. Здесь – другое дело.

На веранде он останавливается перед массивными деревянными дверьми, потом распахивает их и делает мне знак войти первым. Я медлю несколько секунд, всматриваясь в глубь тускло освещенной комнаты, вдыхаю горьковатый запах этих стен, заставляю свое сердце биться спокойно.

– Входи, старина! – улыбается Дерек.- Это просто моя семья. У тебя есть шанс выйти отсюда живым. Очень может быть, что ты даже понравишься им.

– Есть шанс… – повторяю я, проходя в дверь.

Не очень-то я в этом уверен.

Члены семьи Элизабет стоят у подножия винтовой лестницы. Комната освещена только слабым светом, проникающим из другой, гораздо большей комнаты, расположенной выше этажом, и несколькими большими круглыми железными светильниками, в каждом из которых горит по меньшей мере три дюжины свечей. Светильники свисают с потолка на длинных железных цепях.

Члены семьи Блад смотрят на нас в упор. Я невольно отвожу взгляд, привыкаю к освещению. Неровный свет и бродящие по комнате тени делают присутствующих похожими на призраков. У отца, матери, младшего брата Элизабет такие же, как у Дерека, бледные лица, резкие черты, тонкие губы. Прекрасные полные губы Хлои, ее ямайские черты, кожа, отливающая красным деревом, – все это красиво контрастирует с белым льняным платьем. Ее даже такое освещение не портит. На лицах родителей Элизабет не отражается ничего. Они не делают ни одного движения. Их дети застыли позади них: Хлоя – за спиной матери, Филипп – отца.

Моя улыбка словно приросла к лицу. Смогу ли я научиться держать себя так же торжественно, с таким же достоинством, как они?

Дерек представляет нас друг другу:

– Мой отец, Чарльз Блад, – говорит он. – Моя мать – Саманта Блад.

Оба кивают, когда Дерек называет их имена. Хлоя единственная отвечает улыбкой на мою улыбку.

Отец Элизабет, такой высокий, что он возвышается над всеми нами,- плотнее и шире, чем Дерек. Выглядит он не старше своего сына. На нем черная тройка, классический викторианский костюм. Он поправляет воротничок сорочки и теребит пуговицы на пиджаке.

– Какая глупость – носить на себе все это тряпье, – заявляет он, обращаясь к жене. Потом указывает на нас с Дереком. – Только посмотри на них! У них это называется удобной одеждой!

Филипп, которому не больше восьми, – истинный сын своего отца. Он тоже теребит пуговицы на пиджачке и согласно кивает. Саманта Блад, строго и элегантно одетая в белое платье из струящейся ткани, кладет ладонь на руку своего супруга и говорит:

– Чарльз, ты же обещал… – затем она обращается ко мне: – Извините моего мужа. У нас редко бывают гости.

Чарльз Блад встряхивает головой, делает шаг вперед и протягивает руку.

– Можете меня не извинять,- говорит он.- Просто терпите.

Его рукопожатие крепче, чем у Дерека. Он смотрит мне в глаза. Я понимаю, что при всей кажущейся теплоте и мягкости, его взгляд может быть холодным и твердым, как блеск настоящих изумрудов. Я гляжу на него не мигая. Рука моя стиснута в его руке.

– Так вы, значит, родня этому старому негодяю, капитану Генри Бешеному? – спрашивает он.

Англизированность нашего семейного имени нравится мне больше, чем нравилась отцу. Он говорил мне когда-то давно, что англичане называли наш остров рифом Бешеного, а вместо Кайя Оесте, произносили Кей Уэст. Вообще-то, испанское название Кайя Оесте переводится не «Западный риф», а «риф Костей».

– Дон Генри де ла Сангре был моим отцом,- отвечаю я. – Когда он был жив, никто не осмеливался называть его иначе.

Чарльз Блад хрипло хохочет и хлопает меня по спине:

– Не хотел тебя обидеть, сынок! Мой отец, капитан Джек Блад, плавал с доном Генри. Он много рассказывал мне… Я всегда сожалел, что не родился в те времена, когда можно было жить, как тебе нравится.

Между тем женщина-ямайка подметает каменный пол. Взглянув на ее железный ошейник, я замечаю:

– Похоже, вам здесь прекрасно удается воссоздать атмосферу прежних времен.

Он кивает:

– Британцы по глупости отпустили на волю рабов, но мы вовсе не обязаны следовать их примеру.

Что бы ни происходило за пределами Страны Дыр, Яма Моргана – это наша земля. Здесь мы делаем, что хотим. А теперь, – говорит Чарльз, еще крепче сжимая мою руку и впервые за наш разговор позволив себе улыбнуться, – теперь скажи мне, Питер, что ты принес нам?