Книга Рожден быть опасным - Дмитрий Самохин

Восьмиглазик заметно оживился, прищелкнул языком и обернулся вокруг своей оси.

— Мы радуемся. Мы очень радуемся. Мы готовимся. Когда солнце коснется неба, я прибуду к вам, чтобы проводить, — русалкозавр поклонился. — Я покидаю вас.

Контакт прекратился. Я вернулся к реальности и увидел удаляющиеся спины аборигенов.

Я почувствовал в теле усталость, и тут же кто-то хлопнул меня по плечу.

— Как у тебя получилось?! — обрадованно проревел Крысобой. — Молодчага, моя работа!!!

Музыкантская обняла меня и стиснула в своих объятиях так, что мне тут же захотелось ее вырубить. Дальнейшее пребывание в таких объятиях грозило мне смертью.

— Они не хотели воевать с нами, — пропыхтел я.

— Чужой, который не хочет воевать с человеком, притворяется, — заявил Гвинплей Плант.

— Они не притворялись, — отрезал я.

— Тогда зачем они нападали?

Резонный вопрос. Кто их знает, зачем они нападали. Может, от испуга.

— Они боятся нас.

— И правильно! — возликовал Гвинплей Плант.

— Нас пригласили в гости, — сообщил я.

Музыкантская от удивления разжала объятия, и я наконец высвободился.

— И чего?

Крысобой выглядел растерянным.

— А я бы не пошел, — засомневался Гвинплей Плант. — Чужой не женщина. Разговор пойдет не о любви.

— Нам нужно идти, — озвучил я свое мнение. — Я пойду. Завтра за нами на рассвете приплывет провожатый.

— Если ты пойдешь, Русс, то и я пойду, — твердо сказал Крысобой.

— Я тоже. Как я могу вас к Чужим отпустить одних. За ними глаз да глаз нужен, — засуетился Гвинплей Плант.

— Нет, мужики, без меня вы точно никуда не тронетесь, — заявила Музыкантская.

А спорить с ней — дело гнилое.

— Возвращаться надо. Наши там с ума сходят.

Я оттолкнулся от дна и начал медленно подниматься на поверхность. Я чувствовал грандиозную усталость, словно на день подменил Сизифа и вталкивал обломок Везувия на высочайшую на земле гору.

Ох, нелегкая это работа, русалкозавру втолковывать что-то.

В гнездовье нас поджидала печальная новость. Пока мы обследовали расщелину и общались с туземцами, во сне скончалась Инна Клокова. Ей было чуть больше полтинника, и всю свою жизнь она управляла учебным процессом.

Глава четвертая

Посидеть за столом с нормальными, хорошими людьми, не слышать ни о долларах, ни об акциях, ни о том, что все люди скоты… Ой, когда же я отсюда выберусь!

А. и Б. Стругацкие. Стажеры

Первое, что я услышал, войдя через шлюз в гнездовье, был голос Иллы Сливович:

— Скажите, почему я должна страдать из-за этой старой перечницы?! Если она изволила откинуть коньки в моей комнате, почему я должна это расхлебывать?!

Кто-то тихий и неуверенный пытался успокоить разбушевавшуюся телеведущую.

— Прекратите мне шушукать!!! Немедленно уберите труп!!! Я не намерена всю ночь с мертвяком в одной комнате обретаться!!! Что вы меня успокаиваете?! Переложите труп к тем двум мертвякам!!!

Крысобой хмыкнул и сбросил защитный костюм. Судя по его физиономии, он с удовольствием свернул бы Сливович шейку. Я, впрочем, разделял его желания. Чего уж говорить о Музыкантской, которой императорские замашки увядшей топ-модели стояли уже поперек горла.

Я вошел в совещательную капсулу, где проходило сольное выступление Сливович перед группой оробевших слушателей. Крис Холмс, мрачно разлегшись в узком кресле, постукивал ногой об пол и созерцал потолок. Его порядком утомили тирады Сливович, но прерывать ее истеричные заявления он не торопился; словно садист, он с наслаждением впитывал все ее занудства, не подавая вида, что они ему доставляют удовольствие. Не нравился мне этот человек. Ох, как не нравился. Марианна Иванихина шарила по карманам шерстяного пиджака и мечтала принять инъекцию валидола, но капсулы с лекарством никак не могла найти. Для нее каждое слово Сливович было равноценно уколу в сердце. Я бы не стал сильно удивляться, если следующим трупом в нашей компании оказалась бы именно Иванихина. Таких людей, как она и Сливович, в одно помещение даже на двадцать минут запирать нельзя, не то что на месяц.

Остальных участников шоу, собравшихся в комнате, я не знал. Видел их несколько раз. Они постоянно мелькали фоном: пожилой толстопузый хохотун с гладко зачесанными на проплешину волосами, китаец двухметрового роста с длинной, до тощего зада косой, мальчишка лет восемнадцати с выщербленным прыщами лицом и тридцатилетняя дама, которая после каждого рукопожатия отмывала руки в ванной комнате.

— Что, какие проблемы? — рокотнул Крысобой, появляясь в совещательной капсуле.

— Училка наша преставилась, — сообщил, позевывая, Крис Холмс.

— Сама преставилась, или опять без Чужих не обошлось? — осведомился Гвинплей Плант.

— Сама. Сама, — вздохнул толстопузый хохотун и больше за весь разговор не произнес ни слова.

— Что ж, это, конечно, облегчает дело, — сказал Крысобой, опускаясь в кресло.

Я заметил, как Музыкантская встала позади Иллы Сливович, но не догадался, что она намерена предпринять. Ситуация прояснилась через минуту.

— Что это облегчает?!! — взвилась Сливович, реагируя на слова Марка. — Что это облегчает?! Эта старая сука сдохла в моей комнате!!! Где мне теперь прикажете спа…

Договорить она не успела. Рената надавила Илле на плечи и насильно опустила ее на диван. Музыкантская склонилась над ухом Сливович и зловеще тихо, но так, что каждое слово звучало в комнате раскатом колокола, произнесла:

— Заткнись. И не рыпайся. Сиди тихо. Не мешай людям разговаривать.

Сливович притихла.

— Труп, разумеется, перенести надо. В капсулу Бессмертных, — вынес решение Крысобой.

— Только сначала на Клокову посмотреть стоит, — добавил я.

— Это точно. Что стоит, то стоит.

Крысобой вскочил.

— Веди к телу, — приказал он Сливович.

Комната топ-модели располагалась рядом с комнатой Бессмертных, где давно поселилась смерть. Удалив всех посторонних за дверь, Музыкантская заперла капсулу изнутри и присоединилась к Крысобою, который, склонившись над мертвой женщиной, сжавшейся в комок на кровати Сливович, изучал тело.

— Меня лично только один вопрос волнует: почему Клокова выбрала кровать Сливович для того, чтобы умереть? — спросил я, присаживаясь в углу капсулы в кресло.

— Это-то и странно, — согласился со мной Гвинплей Плант, которого Музыкантская не отнесла к касте посторонних.

— Может, у них отношения какие-то были, — предположил Крысобой, отступая от кровати. — Неестественные.