Книга Кок'н'булл - Уилл Селф

— А знаете что-оо-о! Зна-аете что-оо-о!», — раззадоривал Разза Роб аудиторию. Он издавал гнусавые звуки, дергаясь то и дело в непотребном шимми, отчего волосатое тельце его выглядело еще более непристойно. — А знаете, что стало с гинекологом, которому пришлось осматривать самую большую в мире пизду?

— Да! Да! Да! — россыпью неслось из поддавшей, местами агрессивной публики.

— Покинув приемную, она посвятила его в рыцари! — На это последовал неровный перезвон смеха. Разза был воодушевлен, его наполняла уверенность, необходимая, чтобы проталкивать свое сатирическое искусство в массы. — А про армейского гинеколога, у которого рука застряла в пизде жены командующего? Хотите знать, что стало с ним? Хотите?

То там, то здесь снова послышались крики. Похоже, влагалище как предмет для хохм приковало внимание публики значительно крепче, нежели предыдущие шутки Разза Роба о говне, ссаках, блевотине.

— А зна-а-ете что-оо-о! — Он вытягивал из незамысловатого рефрена все, что можно, подчеркивая каждый слог свинцовой вибрацией неестественно широкого (с коляску из супермаркета) таза. Клочок пятнистой ткани, которому не посчастливилось прикрывать его гениталии, при этом яростно вращался.

— А я вам скажу. Его демобилизовали по состоянию здоровья!

Публика взорвалась хохотом. Булл пошел в бар за следующей кружкой. А потом еще за одной, и еще за одной, и даже еще за одной. И так до тех пор, пока он уже перестал замечать Раззу Роба, который никак не мог оставить влагалища в покое. Публика впитывала их с жадностью (подобный каламбур пришелся бы им по вкусу). Изнуренные клерки и их подружки из бухгалтерии черпали в вагинальных шуточках какое-то сладостное вдохновение. Они подбадривали Раззу Роба, пока сами не стали рыдать от смеха и в подмышках на нейлоновых сорочках не нарисовался полумесяц горячего пота облегчения.

Сам Булл предпочитал легкую комедию, однако, как и любой человек, был подвержен влиянию окружения. В определенных обстоятельствах Булл, как всякий мужчина, вполне мог посмеяться над хорошей шуткой на тему женских гениталий. Даже особая атмосфера этого заведения с забрызганной блестками сценой два на два и зеркальным шаром не могла придать этому «действу» такое тягостное ощущение. Нет, Булл вполне мог вписаться в подобную ситуацию — в свободное время.

Булл не был чужд спорту, он играл в регби за любительский клуб. Бывший питомец второстепенной во всех отношениях государственной школы, Булл был крепким центральным нападающим и выделялся энергичными, невозмутимыми, ритмичными толчками как в борьбе за мяч, так и на линии. После матча он использовал ту же тактику в забитых до отказа пивных, чтобы донести от стойки пенящиеся кружки Pilsner. Алкоголь искрился в жидкости кристаллическим блеском, позаимствованным у сахара, которым он был еще совсем недавно.

Булл не имел ничего против пиздошуточек в свободное время, но на службе выслушивать их становилось неприятной обязанностью. Булл радовался, что не позвал с собой Дженифер, внештатную корреспондентку из Get Out! в которой был заинтересован. Она бы Раззу Роба уж точно не одобрила.

Наконец Булл собрался было уходить. К тому времени в крошечном баре уже отовсюду слышалось бессильное хихиканье. Разза Роб очень не любил, когда кто-нибудь уходил до окончания его пиздопредставления. И конечно же, он не мог не знать Булла, чьи запорно тугие и бесчувственные рецензии, перегруженные ненужными спортивными аналогиями, были постоянным источником негодования коллег по артистическому цеху. Разза Роб никогда прежде не видел Булла, однако описание его внешности имело хождение в определенных кругах. Не так много в Лондоне эстрадных обозревателей, тем более таких крупных мужчин, с щеткой рыжеватых волос и не скрывающим эмоций белесым лицом.

— Эй! Там! — провизжал Разза Роб, чей голос достиг почти нюрнбергского напряжения. Булл был непоколебим, он не обернулся. — Да, ты! — Разза тыкал пальцем в широкую удаляющуюся спину Булла. Кое — кто из аудитории уже рассматривал Булла как возможную подсадную утку для продолжения шоу. — А как называется мужик с пиздой под коленкой? — Нестройный хор «как?» растекся по бару.

Булл почувствовал, как от стыда напряглись кончики ушей. Ему оставалось пройти меж одинаково лысых парней в рубашках в шотландскую клетку с накладными карманами — и все, он свободен, один в городской ночи.

— Хуй его знает, но на безрыбье и рак — рыба, верно, мужик?

Разза передразнивал слегка монотонный с претензией на аристократичность акцент Булла, стоя на коленях и восторженно вибрируя. Он распушил клочковатые волосы и принялся как мог изображать половой акт. Аудитор-практикант из компании «Годстоун» от такого возбуждения лишилась чувств. Ее чинзано пролился, на юбке проступило огромное пятно. Булл уже почти бегом выбрался на улицу.

Теперь Булл в общих чертах восстановил события, однако выпитое пиво смазало отпечаток на коре головного мозга, и самая важная подробность так и не прояснилась. Кому придет в голову утверждать, что Разза Роб, как какой-нибудь распоясавшийся маг, наколдовал Буллу влагалище? Нашептал магическое заклятие, усиливающее и без того избыточную и весьма запутанную сексуальность обоих, кому в голову придет такое? Это же притянуто за уши, но при этом другого объяснения нет. Какой смысл вживлять первому встречному влагалище под коленку? Может, после такого злодеяния наступает прозрение, как в сказке про Железного Ганса, или Разза просто хотел подружиться, как малышка Дороти? Нет. Пусть это будет просто данность, понятная только нам. И еще лучше, если ее поймет Булл, неуверенный в себе, стеснительный Булл, приспосабливающийся Булл, на долю которого выпало пережить это противоестественное для природы превращение.

Клаксоны завопили прямо в голове — это Булл уставился невидящим взором на потрескавшийся бетонный бордюр, огораживающий парковку возле элитного приюта для кошек. Он резко отпустил сцепление, и машина тут же заглохла. Потребовалось несколько секунд, чтобы снова завести мотор, Булл весь вспотел, но сознание не прояснилось. Проезжая мимо сквера, он все еще пытался восстановить в памяти тот момент вчерашнего вечера, когда можно было предположить, что он был пьян настолько, что не заметил, как обжег ногу.

Может, это какой-нибудь обиженный деятель эстрады? Серьезность, с которой Булл обдумывал эту возможность, наглядно демонстрирует, насколько разверзшиеся лоскуты мутировавшей плоти, воспринятые им как ожог, вывели из равновесия его рассудок. Когда я сидел в «Тонне Сланца», слушал проклятого Раззу, кто-то мог пройтись по икре и под коленкой раскаленным паяльником или этим, как его, кипятильником…

Однако, даже проанализировав эту версию и постаравшись припомнить, не прислонялся ли он к горячей батарее или перегретой выхлопной трубе, Булл понял, что рационального объяснения тому, что случилось с его ногой, ему не найти. Нажимая на сцепление, он еще раз убедился, что ожог оставил на ноге весьма глубокую рану. Эпицентр сверхъестественных ощущений находился сантиметрах в десяти вверх по наклонной от подколенной впадины и странным образом резонировал с дрожащей коленной чашечкой.