Книга Телевидение - Олег Андреев

Конечно, в Питер надо бы послать еще людей, чтоб брали интервью у родственников. Но Гуровин и так со скрипом подписал одну командировку. Придется Никитину и москвичам покрутиться на два фронта.

С завтрашнего дня Крахмальников решил ввести сетку ежечасных экстренных выпусков.

Остальные каналы освещали трагедию очень сухо. Картинку почти не давали. А уж о подоплеках аварии и намека не было. Тут могло быть две причины — или плохо копают, или им сказали цыц. Скорее всего, второе. Слава богу, у “Даивера” никаких цыкалыциков не было.

— Так, ребята, брейн-сторм, — специально выговаривая английские слова с рязанским акцентом, сказал Крахмальников, после того как всем отделом просмотрели никитинский материал. — Есть свежие головы?

Мозговую атаку они устраивали не так часто. Только в экстраординарных случаях. А это был случай наивысшей категории.

— Мюзикл “Метро” надо взять, — выдала идею Долгова.

Это на первый взгляд абсурдное предложение понравилось всем.

— Отлично. Антон, займись.

— Я не понял, — виновато улыбнулся Антон Балашов. — При чем тут мюзикл?

— Снимешь самые лихие и веселые фрагменты. Может, там песенка какая-нибудь есть о метро.

— Зачем?

— Контраст, — шепнула Балашову Ирина.

— А-а…

— Дальше, — обвел взглядом своих сотрудников Леонид.

— Московских метростроевцев можно снять.

— Антон, сделаешь?

— Есть.

— А что с заставкой?

Для репортажей и материалов о питерской трагедии было решено сделать специальную заставку.

— Компьютерщики принесут с минуты на минуту, — ответила Долгова.

— Ирина, тебе надо готовить хороший комментарий. Ну ты это умеешь. Знаешь, минут на пять.

— Уже делаю. Завтра покажу.

— Еще предложения?

— Леонид Александрович, самое главное — их спасают? — напомнил Лобиков.

— Да, бригада пробивается. Оэртэшники обещали мне слить репортаж. Настригите из него самое важное.

— А я бы постоянный корпункт поставил у МЧС, — сказал Лобиков.

— И я бы поставил. Но нас туда не пускают. Костя и то через Шойгу договаривался.

— Эрнст?

— Да.

— А вы?

— А я не смог.

— Ну, блин, дела-а, — протянула Житкова. — Что-то там поганое-поганое.

— М-да… Мы еще нанюхаемся дерьма, — сказал Лобиков и поморщился.

— Не обязательно — зальют все парфюмерией, — возразила Житкова.

— Ребята, — Крахмальников закрыл папку, — я вас пугать не хочу…

— Уже испугали, — перебила Долгова.

— ..Но мы сейчас одной ногой наступили на мину. Если рванет — костей не соберем.

— Это вы нам говорите? — округлила глаза Житкова.

— Я должен был сказать.

— Не надо, Леонид Александрович, испугали бабу толстым х…м, — зло проговорила Долгова. — Это ваши там наверху заморочки, а наше дело маленькое — быть правдивыми.

— Вот за что я тебя люблю, так это за изящную словесность, — улыбнулся Крахмальников. — Ну тогда погнали, журналюги!

Сотрудники задвигали стульями, стали расходиться.

— Леонид Александрович, я так с этим мюзиклом и не понял, — подошел к Крахмальникову Антон Балашов.

— И вас, Антон, я люблю. За вечно свежую голову!

Питер

Вдоль одного вагона они еще с грехом пополам протиснулись, но следующий просто принял очертания тоннеля, и пути вперед не было. А вода все сильнее и сильнее устремлялась в новое для нее русло. Теперь струи с силой били в бетонное основание, и отлетающие от него брызги сверкали в луче фонарика, но, как показалось Денису, это сверкание становилось все менее ярким.

— Кажется, батарейки садятся, — сказал он.

— Не жги много, — посоветовал Слава. — А в фотике такие же?

— Вроде да.

— Ладно, придумаем что-нибудь… Знаешь, а нам придется нырять.

— Как это?

— Видишь, как вагон расперло? А штольня боковая — за ним. Как раз на переходе в следующий. Так что лезем под вагон. Рама-то черта выдержит, поэтому сточный желоб не накрыло. Вот только он уже полон воды, если его еще и песком не замыло. Так что полезай Денис первым.

— А ты как? Тебе же нельзя на ноги опираться!

— Ничего, приспособлюсь как-нибудь. Только бы не вырубиться мне. Похоже, и у меня батарейки садятся.

— Как же вы с открытой раной в воду полезете? — испугалась Наташа.

— А что, есть другие варианты? Не боись, девушка. Я ее уже пару раз, уж извините, продезинфицировал. Уринотерапия так сказать. А потом, говорят, от холодной воды сосуды сжимаются, — глядишь, и остановится моя кровушка. Кстати, у тебя еще есть кульки в сумке? Нужно упаковать аппарат и “пушку” — это все еще может пригодиться.

Желоб и вправду был залит водой, которая тугим ручьем текла как раз в ту сторону, куда предстояло ползти жертвам катастрофы, — в нижний излом тоннеля. Оттуда наискось вверх, как обещал Слава, отходила штольня, ведущая в старый тоннель и на волю, к воздуху и свету. Течение было настолько сильным, что даже по этому слабому уклону можно было перемещаться без особых стараний. Главное — стараться держать голову над водой, так чтоб не захлебнуться, и при этом не ударяться о различные металлические детали под брюхом вагона.

Денису было относительно легко. Он полз, упираясь в скользкое дно вытянутыми руками, и время от времени сжимал зубами фонарик, который держал во рту, чтобы осветить на мгновение дорогу впереди. Слава двигался спиной вперед, забрасывая руки на бортики желоба и подтягивая свое почти плывущее полутело. Маленькая Наташа, плача от холода, усилий и страха, умудрялась даже идти, согнувшись в три погибели, — ей казалось, что она так меньше вымокнет, да и руки — основная ценность любого музыканта — будут целее.

Денис вдруг услыхал ее короткий вскрик и остановился.

— У? — спросил он, не выпуская изо рта фонарик, и сразу все понял: “афганца” между ними не было.

Хованский отложил фонарь на полушпалу, возвышающуюся над потоком, и нырнул. Он скользнул руками по лицу с приоткрытым ртом, ухватил ворот камуфляжной куртки и рывком вытащил тело на поверхность. Слава не дышал, но пульс на его холодном мокром запястье прощупывался. Денис пытался, обхватив туловище, резкими движениями сжать грудную клетку, чтоб вытолкнуть воду из легких, но это ему не удавалось, потому что Слава при этом как бы сидел.