Книга Смерть навылет - Анастасия Монастырская

И по-настоящему вздохнула только тогда, когда она в первый класс пошла. Кто ж знал, что проблемы только-только начинаются?! Я помню, как меня вызвала учительница и тихо так, проникновенно, сообщила: "А вы в курсе, что ваша дочь вас ненавидит?!". Я поначалу не поверила: как же так, ведь я ее растила, кормила, одевала, и вдруг ненавидит. Про свою ненависть я уже и думать забыла. А учительница мне сочинение дает: аккуратный детский почерк (Лена рано научилась читать и писать) в разлинованной тетрадке: "Моя мама. Моя мама старая, некрасивая и тупая. Я ее не люблю. Когда я вырасту, я убью свою маму. Закопаю ее в землю, и стану жить долго и счастливо. Со своим богатым мужем".

Вот такой исход получила моя ненависть. Про сочинение я дочке ничего не сказала. Но Лена каким-то звериным чутьем уловила, что я знаю об ее чувствах. Уловила и замкнулась в себе. Так и жили: на людях — подчеркнутая вежливость, в доме — агрессивное молчание. Со временем я даже привыкла к коммунальной жизни, а, привыкнув, стала испытывать что-то сродни благодарности: я ей ничего не должна, и дочь мне ничего не должна. Чужие люди. Коммунальная квартира.

И все-таки я рано расслабилась, не учла, что рано или поздно в жизни Лены появятся другие запросы, интересы и желания. Что в ее жизни появятся мужчины. А я… А я стану ей мешать.

— Простите, Улита, я все-таки не пойму, почему она вас так ненавидела? Ну, хорошо, в детстве вы ее не очень любили, но ведь известный факт — даже детдомовские дети продолжают любить своих матерей-алкоголичек, мечтая вернуться к ним домой. А вы…

Улита подцепила пальцами еще один огурец, потом подумала и вернула его обратно в банку. Он тяжело плюхнулся, ударившись о смородиновый лист. Мы обе с интересом следили за процессом. Улита вытерла руки салфеткой.

— Я вообще-то огурцы терпеть не могу, в отличие от Лены, а сегодня вдруг набросилась на них, как ненормальная. Наверное, так переживаю шок. Сублимация. Она очень это слово любила. Чуть что — сублимация. До твоего прихода сидела, перебирала свою жизнь и никак не могла найти ответа на этот вопрос: почему она так меня ненавидела, неужели по-детски мстила за то, что я так к ней в младенчестве относилась?!

— Да бросьте! Ведь это глупо. Глупо и…абсурдно. Ненависть — чувство хоть иррациональное, но совершенно мотивированное. Если мы ненавидим кого-то, то точно знаем, за что именно. И вряд ли Лена помнила ваши слезы и нежелание вовремя поменять подгузник.

— Вот и я так думаю, — улыбнулась вдруг Улита. — Когда тело Елены увезли, я в ее комнату пошла. Давно туда не заходила, а сегодня вдруг потянуло. Постучалась и вошла. И вдруг думаю, а чего я к ней стучусь-то, ведь Лены нет, она умерла. Но без стука неприлично. Неправильно это как-то без стука.

— А что, следователь, не стал смотреть ее вещи? — с тайной надеждой уточнила я.

— Зачем копаться в чужих вещах, если на первый взгляд, это банальный несчастный случай? — удивилась Улита. — Хотя, по-моему, они не верят, что это несчастный случай. Не первая смерть в твоей епархии. Вот если докажут, что произошло убийство, тогда, наверное, еще раз пожалуют. Так вот, стала перебирать ее гардероб, и никак не могла отделаться от странного чувства: есть вещи серые, страшненькие подстать Лене, а есть шмотки модные и дорогие, словно с чужого плеча. И что интересно, ношеные. В них я Лену ни разу не видела. Куда она их носила, даже и представить не могу. Тут же контактные линзы, цветные, парики, белье сексуальное. Словно она двойную жизнь вела.

Понимаешь, Стефания, у Леночки с детства были слишком большие амбиции и слишком маленькие возможности. Потому она меня и ненавидела: у других мамы красивые, нарядные, а я — чучело чучелом, где уж за собой следить, когда на пяти работах надрываешься?! У других папы, а у нее в свидетельстве о рождении жирный прочерк. У других квартиры просторные и уютные, а в нашей — даже тараканам не поживиться. И так во всем. У других всегда лучше, слаще, красивее.

Лена мечтала о другой жизни, но шанса войти туда у нее не было. Все мешало: я, неряшливая мама с дурацким именем Улита, эта халупа, нищета, собственная внешность, далекая от голливудских стандартов. И вырваться из этого круга никак не представлялось возможным. Это в детстве она мечтала похоронить родную маму и найти себе новую, молодую и богатую. В юности мама уже не нужна, особенно молодая и красивая, нужен муж. Вот и оставалось моей доченьке только что удачное замужество. Последний шанс. Но кто возьмет такую страшненькую нищую девочку, да еще с отвратительным характером в жены? Кто ее полюбит? Желающих не нашлось. Тогда Лена и придумала историю современной Золушки, сумевшей вырваться из порочного круга и обрести свое женское счастье. А потом взяла и вышла замуж. Назло всем. Даже себе и мужу.

— Чем же она Епишина зацепила? — я не заметила, как и моя стопка опустела. Улита презрительно фыркнула:

— Суеверием, не красотой же! Мальчик обожал играть, но ему фатально не везло. Вот Ленка к нему и пристроилась. Выяснила всю подноготную, план придумала. Для того ей модные шмотки и нужны были, чтобы в казино появляться. Она ведь там уборщицей работала, все и всех знала. Коля играл только на одном автомате, уж не знаю, что она делала, но стоило ей сесть с ним рядом, Епишин тут же выигрывал. Причем довольно крупные суммы. А дальше дело техники — оставалось только внушить игроману, что она его талисман и сводить парнишку за ручку в Загс. Только Лена просчиталась: она была уверена, что замужество поднимет ее социальный статус и введет в новый — элитный — круг. Но не тут-то было. Свою страсть — игру Коля скрывал от родителей, как, впрочем, и странную женитьбу. Лена угрожала, плакала, но толку? Объявлять о своей женитьбе Епишин не собирался. И брать ее с собой за рубеж, как ни странно, тоже. Признаться, я даже зауважала зятя. Вроде мягкотелый, а как прижмет его жизнь — так тверже стали.

— Странно… А она говорила, что пыталась вылечить его от игромании!

— Как же! Ей на руку это было! Без своего порока Епишин мигом бы ее бросил, а через день бы и забыл, как ее зовут. Вот она и держала его на крючке. Напоит, а потом в казино тащит. Идиотка!

— Улита, вы позволите мне просмотреть компьютер Лены?

Хозяйка осоловело взглянула на меня: водка наконец подействовала, причем как-то сразу: голова тяжело опустилась на грязный стол, опухшие покрасневшие веки закрылись, словно створки старой больной устрицы, ресницы дрогнули, замирая.

— Сколько угодно! — вяло прошептала Улита и мгновенно заснула.

Я на цыпочках прошла в комнату Елены. Да, Улита права: вещички, разбросанные на диване, должны принадлежать двум разным девушкам: одни — серой невзрачной мышке; другие — яркой, взбалмошной и непредсказуемой красавице. Реальность и фантазии в отдельно взятом шкафу. Тратить драгоценное время на осмотр шмоток я не стала, а сразу же подсела к компьютеру. Машинка оказалась запароленной. Хм, нет таких крепостей. На слово "Белоснежка" компьютер отреагировал, как и ожидалось: моментально открыл рабочий стол. Так, эти папки меня не интересуют: курсовые работы, документы, картинки и пара фотографий самой Лены. А вот почта, пожалуй, должна приоткрыть завесу тайны. Как-то ведь она должна была общаться с Джокером, помимо форума! Ага, вот оно… Последнее письмо пришло в день смерти Епишина.