Книга Бриллианты вечны - Ян Ланкастер Флеминг

Лейтер направился к двери, но на пороге обернулся:

— Отдохни пока, Джеймс. Через часок я вернусь, и мы с тобой завалимся куда-нибудь на хороший ужин. Кроме того, я разузнаю, куда положили Белла, и мы ему перешлем туда деньги. Это немного его подбодрит, беднягу. Ну, я пошел.

Бонд разделся и минут десять нежился под душем, смывая с себя последние крупицы грязи и заодно с ними — последние воспоминания о том, что произошло в грязевых ваннах. Потом он оделся и спустился вниз к портье, где стоял телефон, чтобы позвонить «Тенистому».

— Линия занята, сэр, — сообщила телефонистка. — Перезвонить еще раз?

— Да, пожалуйста, — сказал Бонд. Его порадовало, что Горбун, по крайней мере, на месте, а ему не придется врать, говоря, что пытался дозвониться раньше. Наверное, «Тенистый» и так удивлен, что Бонд не позвонил сразу же и не пожаловался на то, что денежки его плакали. Сейчас, после того, что они проделали с жокеем, Бонд решил, что с шайкой Спэнгов надо держать ухо востро.

Телефон, наконец, издал сухой треск, заменяющий в Америке звонок.

— Вы вызывали «Висконсин» — 7—3697?

— Да.

— Ваш абонент у аппарата. Говорите, Нью-Йорк.

В трубке раздался высокий писклявый голос Горбуна:

— Слушаю, кто это?

— Джеймс Бонд. Я пытался дозвониться и раньше, но не получилось.

— В чем дело?

— С «Застенчивой улыбкой» номер не вышел.

— Я знаю. Жокей виноват. И в чем же дело?

— В деньгах, — сказал Бонд.

Трубка молчала. Потом:

— Ладно. Начнем сначала. Я перешлю тебе по телеграфу тысячу. Ту самую, которую ты у меня выиграл. Помнишь?

— Конечно.

— Будь у телефона. Через несколько минут я тебе перезвоню и скажу, что с ней делать. Где ты остановился?

Бонд назвал свой мотель.

— Понятно. Утром получишь деньги. Я скоро позвоню.

Трубку повесили.

Бонд подошел к стойке и начал рассматривать стоявшие там книги, которые клиенты могли брать к себе в номер. Он с невольным уважением подумал о том, что эти люди ведут счет своим деньгам и отлично готовят все операции, предвосхищая возможные последствия. И правильно делают, конечно. Где же еще он, англичанин, мог бы просто так достать пять тысяч, если не на скачках или в казино? Так что же ему предстоит теперь? Карты?

Телефон зазвонил. Бонд подошел к будке, закрыл за собой дверь и взял трубку.

— Это ты, Бонд? Слушай меня внимательно. Деньги ты получишь в Лас-Вегасе. Возвращайся в Нью-Йорк и возьми билет на самолет. За мой счет. Я позабочусь. Сначала ты полетишь в ЛосАнжелес, а оттуда в Вегас летают местные машины каждые полчаса. Номер тебе зарезервирован в «Тиаре». Осмотрись, и — теперь внимание! — ровно в пять минут седьмого, в четверг вечером, ты должен будешь подойти в «Тиаре» к центральному из столов, где играют в «Блэк-джэк», в зале рядом с баром. Все понял?

— Да.

— Ты сядешь за этот стол и сыграешь по максимуму, на всю тысячу, пять раз. Потом встанешь и уйдешь из зала. И больше — не играть! Понял?

— Да.

— Счет твой в «Тиаре» оплачен. После получения выигрыша поболтайся вокруг и жди указаний. Все понял? Повтори.

Бонд повторил.

— Годится, — сказал Горбун. — Не болтай лишнего и не делай ошибок. Ошибок мы не любим. Ты это поймешь лучше, прочитав завтрашнюю газету.

Щелчок, и разговор закончился. Бонд повесил трубку и в задумчивости пошел к себе в номер.

«Блэк-джэк»! Игра, очень похожая на игру в «очко» школьных дней. Нахлынули воспоминания о том, как они еще детьми играли в нее, как взрослые раздавали цветные фишки, чтобы у каждого было их на один шиллинг, как здорово было получить туза и десятку и взять двойной кон, как боязно было поднимать, скажем, пятую карту, когда на руках уже было семнадцать очков и надо было обязательно добыть еще не больше четырех...

И вот теперь ему опять предстоит сыграть в детскую игру. Только теперь на сдаче будет сидеть профессиональный шулер, а цветные фишки будут стоить по триста фунтов каждая. Бонд стал взрослым, и игра повзрослела.

Он лег на кровать и уставился в потолок. Ожидая появления Феликса Лейтера. Бонд мысленно был уже в знаменитом городе азартных игр, пытаясь представить его себе и размышляя над тем, удастся ли ему повидаться с Тиффани Кейс.

В пепельнице лежало уже пять окурков, когда за окном послышались шаги Лейтера. Вместе они сели в «студиллак», и Лейтер, ведя машину, кое-что рассказал.

Все люди Спэнгов — Писсаро, Бадд, Уинт и Кид — уже исчезли из города. Даже «Застенчивая улыбка» уже были в начале длинного пути обратно в Неваду, почти через весь континент.

— ФБР уже занялось этим делом, — продолжал Лейтер, — но это станет всего лишь одной страницей в той книге о преступлениях этой шайки, которой они располагают. Но без тебя, как свидетеля преступления, никто не сможет доказать, что налет организовали именно эти двое. И я был бы, честно говоря, удивлен, если бы ФБР действительно начало глубоко копать под Писсаро из-за лошади. Это дело они перепоручат мне и моим людям. Я уже говорил со своим начальством, и мне сказали отправляться в Лас-Вегас и попытаться разузнать, где они зарыли останки настоящей «Застенчивой улыбки». Главное — добраться до ее зубов. Как тебе нравится?

Прежде, чем Бонд смог ответить, они уже остановились перед «Павильоном», единственным пристойным рестораном в Саратоге. Они вышли из машины, и швейцар отогнал ее на стоянку.

— Хорошо, что мы снова можем появляться вместе, — сказал Лейтер. — Тебе еще наверняка не доводилось есть таких жареных в масле лобстеров, как здесь. Но и они бы в горло не полезли, если бы за соседним столиком очутился кто-нибудь из шайки Спэнгов с тарелкой спагетти.

Время было позднее, и большинство клиентов уже покончили с ужином и отправились на аукцион. Друзьям достался столик в углу, и Лейтер попросил официанта не торопиться с лобстерами, но зато побыстрее принести два очень сухих мартини с вермутом «Креста бланка».

— Итак, ты едешь в Лас-Вегас, — сказал Бонд. — Забавное совпадение.

И он поведал Лейтеру о своем разговоре с «Тенистым».

— В общем-то, — сказал Лейтер, — ничего удивительного в этом нет. Ведь мы оба путешествуем по плохим дорогам, а плохие дороги всегда ведут в плохие города. В Саратоге у меня еще остались кое-какие мелкие дела, да и несколько рапортов написать надо. У меня полжизни проходит за написанием рапортов. Но к концу недели я буду в Лас-Вегасе, начну разнюхивать. Под носом у Спэнгов нам, конечно, не удастся часто встречаться, но видеться и обмениваться информацией, думаю, получится. Вот что, — добавил он. — У нас там есть свой человек. Работает под прикрытием. Он шофер такси, зовут его Курео, Эрни Курео. Хороший парень. Я ему сообщу о твоем приезде и он за тобой присмотрит. В Вегасе он знает все и вся. Где играют по-крупному, кто из иногородних шаек околачивается в городе. Ему известно даже, какой «однорукий бандит» в каком зале чаще выдает выигрыши. А это — самый ценный секрет на всем этом проклятущем «Стрипе» [Strip — улица в Лас-Вегасе, где расположены самые крупные казино и гостиницы]. Надо сказать, кстати, что если ты не видел «Стрип», ты не видел ничего! Чистых восемь километров игральных заведений. Реклама такая, что Бродвей по сравнению с ней — рождественская елочка для детей. Монте-Карло! — презрительно фыркнул Лейтер. — Прошлый век.