Книга Кровь слепа - Роберт Уилсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А на Кубе мужики другие?
— Там хоть понимают, подходит или не подходит. Оценивают тебя.
— Но вы же не отвергали Эстебана.
— Говорю вам, Эстебан не в моем вкусе! — сказала Мариса, попытавшись изобразить на своем осовелом лице насмешливую улыбку.
— Так как же все произошло?
— Он преследовал меня, не давал проходу.
— На вид вы достаточно опытны, чтобы суметь показать мужчине, что он тратит время впустую.
— Кроме случаев, когда… — сказала Мариса, подняв вверх палец.
В глубине мастерской раздались негромкие звуки какой-то кубинской мелодии, и Мариса, пошатываясь и обходя кучи разного хлама, стала пробираться к мобильнику. Феррера досадливо скрипнула зубами — опять упущенный момент! Взяв в руки мобильник, Мариса удалилась в темный угол и принялась безмолвно слушать то, что ей говорили. После нескольких минут молчания она бросила телефон, шарахнувшись от него, словно вдруг поняла, что он источает яд прямо ей в ухо.
Дом Консуэло в Санта-Кларе, Севилья, суббота, 16 сентября 2006 года, 10.30
Консуэло пыталась вытащить из дома и усадить в машину Дарио. Одновременно она вела телефонные переговоры с мадридским агентом по недвижимости, нашедшим для нее «чудесный вариант» в мадридском районе Лавапис. Он очень старался, потому что срочно продать дом требовалось по суду. Дарио был занят своей любимой компьютерной игрой в футбол и, полностью этим поглощенный, не реагировал на ее понукания и громкие требования немедленно выключить «эту проклятую штуковину». Повиновался он, лишь когда она попыталась вырвать у него мышку.
Из-за непомерных счетов за электричество кондиционеры аэропорта работали не в оптимальном режиме. Глядя на стоянки такси, на взлетную полосу, где лайнеры с трудом отлепляли свои шины от раскаленного покрытия, Фалькон, придерживая перекинутый через плечо пиджак, набрал номер единственного человека, с которым ему хотелось говорить.
— Я стою в пробке, — сказала Консуэло. — Дарио, не вертись, пожалуйста! Это Хави!
— Hola, Хави! — вскричал Дарио.
— Мы едем в «Нервион-пласа». Чтобы купить футбольные бутсы, что делать, уж конечно, нам полагается только здесь! Ты ведь знаешь наше отношение к севильскому клубу!
— Я сегодня опять вынужден уехать, — сказал Фалькон. — Но вечером я очень хочу с тобой повидаться.
— Хочешь вечером повидаться с Хави?
— Да-а! — завопил Дарио.
— По-моему, это выражение энтузиазма.
— Я люблю тебя, — сказал Фалькон, желая вновь испытать судьбу и узнать ее реакцию на этот раз.
— Что-что?
— Ты же слышала.
— Тут помехи.
— Я люблю тебя, Консуэло, — повторил он, чувствуя себя каким-то глупым юнцом.
Она засмеялась.
— Едем! — вскричал Дарио.
— Кажется, сдвинулось с мертвой точки, — сказала она. — Hasta pronto.[8]
Отбой.
Фалькон почувствовал разочарование. Он хотел услышать эти же слова из ее уст, но она была пока что не готова признаваться в любви в присутствии сына. Уперев руки в оконное стекло, он вглядывался в зыбкое марево и чувствовал, как грудь распирают желание и тоска.
Как влюбляются слепые? — думала Консуэло. Она опять сидела в пробке, держа мобильник на коленях. Наверное, тут много значит запах. Не запах лосьона после бритья, хотя и он кое о чем свидетельствует, но больше собственный его… аромат, что ли. Не резкий, не затхлый, не приторный и не слишком тонкий, но и не грубый. Мощное воздействие оказывает и голос. Мужчина не должен ни грохотать, ни скулить. Рокот и жалобное повизгивание тоже неуместны. А потом — прикосновение, рука мужчина — не вялая, не пухлая, не липкая. Сухое сильное пожатие. Сила, но не для того, чтобы сокрушить. Нежность, но не изнеженность. Магнетизм, но без тайного умысла и коварства.
А еще губы. Это главное. Как приникают они к твоим губам. Степень податливости. Не жесткие, не уступчивые, но и не слишком мягкие, не сладкие, как кисель. Самозабвенный безоглядный поцелуй скажет вам все. Не потому ли, целуясь так, мы закрываем глаза?
— Мама? — сказал Дарио.
Консуэло не слушала его. Она полностью отдалась воображению, вспоминая, как приятны ей были запах, голос и прикосновения Хавьера. Вот уж не думала она, расставшись с Раулем Хименесом, что будет размышлять когда-нибудь о таких глупостях.
— Мама?
— Что, Дарио?
— Ты меня не слушаешь.
— Слушаю, лапочка. Просто мама немножко задумалась.
— Мама?
— Да.
— Ты пропустила поворот.
Она сжала его коленку с такой силой, что он заверещал, и несколько раз выкрутила руль, возвращаясь на дорогу, ведущую к парковке.
— Мама? — опять окликнул ее Дарио, когда машина спускалась в подземный паркинг, чтобы встать там в длинную очередь.
— Что такое, милый? — отозвалась Консуэло, чувствуя, что это все прелюдия, подходы к чему-то важному, что ему не терпится спросить.
— Ты еще любишь меня теперь, когда у нас появился Хави?
Она взглянула на него, увидела его огромные глаза, с мольбой устремленные на нее, и у нее упало сердце. Как мы распознаем такого рода вещи? Даже восьми лет от роду мы чувствуем, если что-то важное способно от тебя ускользнуть. Она погладила его по волосам, по щеке.
— Но ты же мой малыш, — сказала она. — Мой самый главный мужчина на свете!
Дарио расплылся в улыбке. Мимолетное облачко грусти рассеялось и было забыто. Зажав кулачки в коленях, он подтянулся, вздернув плечи. Порядок в его мире был восстановлен.
Водитель черного «ягуара» как в рот воды набрал. Машина мчалась в Лондон по автостраде М-4.
Одетый не по погоде, Фалькон мерз и чувствовал неловкость, как всякий испанец, вынужденный хранить молчание в компании. Потом он вспомнил слова отца о том, что англичане любят обсуждать погоду. Но взглянув в окно на расстилавшуюся там плоскую серую равнину, придавленную сверху тяжелыми серыми тучами, он не нашелся что сказать по этому поводу.
И непонятно, кто бы мог на его месте найти тут повод для разговора. Он поплотнее придвинулся к стеклу — может быть, так он сможет различить в этом бесконечно тусклом, унылом пейзаже нечто примечательное, но видимое лишь местному жителю.
— Когда вы в последний раз видели солнце? — спросил он на безукоризненном английском, туманя стекло своим дыханием.
— Простите, дружище, — отозвался шофер. — Я по-испански ни бум-бум. Каждый год в отпуск отправляюсь на Майорку, а все равно по-испански ни слова не выучил.