Книга Ловушка для волшебников - Диана Уинн Джонс

Кажется, примерно это он и говорил, но последнюю фразу никто не расслышал — дом внезапно заполнился оглушительной музыкой. Из радио на подоконнике мощно грянул орган. Токката и фуга рокотали и гудели так, что задребезжали стекла.

Мама ойкнула и зажала свои чувствительные уши. Говард схватил приемник и попытался его выключить, но не тут-то было — приемник, оказывается, и не был включен, так что непонятно было, как прекратить шум. Тогда Говард вынес громогласный приемник в прихожую, где из чулана доносился грохот ударных, а кроме того, было слышно, как сквозь футляр тренькают струны Говардовой скрипки. А в папином кабинете настольный магнитофон разразился «Полетом валькирий», но это были еще цветочки по сравнению со звуками из гостиной. Там на полную катушку шумел телевизор — из него безостановочно извергалась слащавая популярная музыка, изредка сменявшаяся хоровым пением. Не молчало и пианино — оно, судя по всему, выдавало бурные и страстные трели. Говард видел, как ходуном ходят клавиши, вот только звуки тонули в шуме телевизора и пронзительных воплях кларнета, который мама оставила на пианино.

«Ох уж этот Торкиль! — подумал Говард. — Ну ничего, надеюсь, Арчеру тоже досталось по полной программе!»

На помощь ему подоспели Фифи и Катастрофа. Втроем им удалось кое-как приглушить тарарам. Радиоприемник, папин магнитофон и кларнет (развинченный на части) они сунули в чулан к ударным, а сверху завалили все это диванными подушками. Телевизор закутали одеялами, в которых ночью спал Громила. Тут-то и пробилось на первый план пианино — оно играло «Вечер трудного дня». Говард резко захлопнул крышку, однако «Вечер трудного дня» упорно продолжал звенеть, зато не надо было любоваться на жутковатое зрелище — самостоятельно прыгающие клавиши. Уф! Теперь, если повысить голос, можно было поговорить и даже услышать друг друга.

Минут пять жизнь текла вполне мирно. Потом, откуда ни возьмись, под окна притопал духовой оркестр и давай маршировать туда-сюда по улице.

— Смотрите-ка! — завопила Катастрофа, тыча пальцем в окно, куда-то поверх голов оркестрантов.

Ей одной не было нужды повышать голос — ее и так все слышали.

Говард взглянул туда, куда она показывала. Насчет шайки Хинда у него давно уже имелись нехорошие предчувствия, и они оправдались. Шайка собралась на противоположной стороне улицы в полном составе — двадцать человек. Большинство просто топтались, сунув руки в карманы, и слушали духовой оркестр, но рыжий мальчишка времени зря не терял и деятельно малевал огромными буквами «АРЧЕР» на всех стенах подряд, водя баллончиком с краской. Фифи увидела это и преисполнилась праведного гнева. Схватила блокнот и размашисто написала: «Они обижают Арчера!!!» С блокнотом она понеслась в кухню, где папа, мама и Громила сидели, законопатив уши бумажными салфетками, и сунула блокнот папе под нос. Тот запустил блокнотом через всю кухню.

— Ох уж эти женщины! — взревел он (по сравнению с гостиной в кухне было почти тихо). — Ай-ай-ай, сейчас зарыдаю из-за Арчера! Все глаза выплачу! Нас бы кто пожалел!

Фифи начала было оскорбленно выкрикивать что-то в ответ папе, но ее прервал громкий стук в дверь.

— Поди посмотри, кто там, Говард, — простонала мама в отчаянии.

Говард послушно побрел в прихожую, отпер парадную дверь — и оцепенел. На пороге стоял господин в необычайном одеянии с длинными висячими рукавами, сшитом из разноцветных ромбиков ткани. При виде Говарда господин снял плоскую шапочку с пером и отвесил учтивый поклон, обмахнув пером носки своих башмаков с пряжками. Господин что-то сказал, но Говард не разобрал что: слова гостя потонули в музыке, захлестывавшей дом, да еще снаружи хлынули звуки оркестра, который играл «Боже, храни королеву».

«Опять Торкиль выделывается», — подумал Говард.

— Заходите скорее! — крикнул он.

Господин кивнул и проследовал в прихожую. Говард захлопнул дверь, так что духовая музыка больше не мешала, и тут обнаружил, что в доме царит тишина. Торкиль хотел, чтобы все слышали гонца.

В звенящей тишине учтивый гонец сказал:

— Приветствую вас, сударь! С порученьем я к вашему почтенному отцу. Мне велено посланье передать и непременно подождать ответа.

Говорил он так чудно, что Говард даже не сразу его понял.

— Пап! — окликнул он.

Папа вышел из кухни, запахивая халат на брюшке. Из ушей у него торчали бумажные салфетки. Завидев посланца, который прилагал все усилия, чтобы не таращиться на хозяина дома в изумлении, папа напрягся. Он осторожно вытащил салфеточную затычку из одного уха и сердито бросил:

— Ну а вам что понадобилось?

Гонец снова учтиво поклонился и обмахнул шапочкой с пером свои башмаки.

— Передо мною мастер Квентин Сайкс? — вопросил он.

Папа оторопело кивнул.

— Я к вам с посланьем от Хатауэя. Мой господин велел мне непременно вручить его вам в собственные руки и подождать ответа, мастер Сайкс.

Из кухни разом высунулись Фифи, Катастрофа и мама, а над ними замаячила озадаченная физиономия Громилы. Удивились все. В прихожей воцарилась тишина — наверняка Торкиль тоже подслушивал из чулана.

Папа тяжело вздохнул:

— Что ж, давайте ваше послание.

Гонец бережно пошарил в кошеле, свисавшем у него с пояса, и извлек письмо — длинный желтоватый свиток, запечатанный алой восковой печатью. Свиток он с почтительным поклоном вручил папе.

Папа повертел письмо — на свитке отчетливо чернели буквы, писанные пером.

— «Достопочтенному Квентину Сайксу», — прочитал он. — Между прочим, пергамент, не что-нибудь. Удивительно!

Папа недоверчиво покосился ни гонца, сломал печать и с шуршанием развернул пергамент. Внутри обнаружились те же черные рукописные буквы, прочесть которые было не так-то просто. Папа отодвинул письмо подальше от глаз и наморщился от усилий.

— «Посулы»… «яд и мед»… — пробормотал он. — О, это роскошно! Слушайте все! — и стал читать дальше.

Достопочтенный мастер Квентин Сайкс!

Дошло до нас, что Вас одолевают известные нам превосходно лица, что шлют они Вам разные угрозы, но также обещанья и посулы, мешая яд и мед в своих посланьях. Коль скоро эта череда событий в растерянность Вас явную повергла, мы станем компасом Вам в бурном океане, поможем Вам свой вывести корабль из яростного шторма к тихим водам. Напоминаем, что Хатауэю, ему лишь одному, должны Вы верить, его лишь слушаться, а также надлежит Вам, не мешкая, не ведая сомнений, не нарушая сроков уговора, слова, как прежде, посылать исправно, числом две тысячи, в три месяца по разу. Гонца мы к Вам отправили с посланьем, дабы напомнил уговор он давний. Во избежание недоразумений отныне Вы ему передавайте слова, а он немедля передаст их Хатауэю в собственные руки. Послание сие Вы сохраните: оно и подтверждает и скрепляет Ваш уговор с обманутым, но все же Вам преданным слугой,

Хатауэем.