Книга Как укротить леди - Кейси Майклз

Вскоре они добрались до небольшой рощицы, скрывавшейся за густым кустарником, Лукас спешился и, поймав сброшенные Николь поводья, отвел лошадей в сторонку и привязал к толстому суку, чтобы они попаслись на свежей зеленой травке.

– Вы потеряли шляпу, – заметила девушка, когда он протянул к ней руки, чтобы помочь ей спуститься на землю.

– И не только! Я хочу сказать, что совершенно утратил чувство собственного достоинства и вел себя как мальчишка. Но кажется, мне это безразлично, – сказал он, когда она высвободила ногу из стремени, наклонилась и руками оперлась ему на плечи. Он обхватил ее за талию, и она упала на него и соскользнула вниз, заставив его затрепетать от ощущения ее крепкого юного тела.

Полные и свежие губки ее изогнулись в улыбке, и он не в силах был отвести от них взгляд, гадая, каким будет вкус ее сегодняшнего поцелуя. Наверное, пронизанным солнцем и душистым запахом еще не высохшего сена. Или молодым и задорным смехом. Неподражаемым ароматом приключения…

– Люди скажут, что я вожу вас за нос. Я имею в виду тех всадников, мимо которых мы промчались, как будто за нами гнались исчадия ада! – засмеялась она, высвобождаясь из его рук. – Но, кажется, вы именно этого и добивались?

Она подошла к недавно высаженным деревцам, у подножия которых выбились на поверхность новые буйные побеги, и опустилась на них, оказавшись окруженной свежей зеленью. Она похожа на нимфу леса, подумал Лукас, присевшую отдохнуть на трон из упругих зеленых веток.

– Ну, разумеется, ведь мы договорились на этот счет… А еще я обещал вам ответить на ваши вопросы. Хотя, по зрелом размышлении, мне хотелось бы отменить этот пункт нашей договоренности. И все-таки я готов рассказать вам обо всем, что вас интересует, – при условии, что вы пообещаете вести себя благоразумно.

Она сняла перчатки и положила их на колени.

– Что вы хотите сказать?

– Дело в том, Николь, что я не уверен, – сказал он, поставив одну ногу на пень, оставшийся после расчистки участка. – То есть я не могу знать заранее, что вам взбредет в голову, а потому хочу быть готовым к любой неожиданности. А из этого следует, что вы должны дать мне обещание не предпринимать ничего в связи с тем, что от меня услышите.

Выдернув две-три серебряные шпильки, придерживающие кивер, она сняла его и положила рядом на траву.

– Николь, вы меня слышите?

Она не ответила, а вынула еще несколько шпилек, и освободившаяся масса темных волос упала ей на плечи. Потом она резко тряхнула головой и расправила волнистые пряди.

– Ну вот, так намного лучше. Знаете, в детстве я дождаться не могла, когда мне разрешат убирать волосы в прическу – ведь это значило бы, что я стала взрослой! А теперь поняла, что у меня от нее голова болит. Наверное, попрошу Рене подстричь их.

– Ни в коем случае! – Лукас сам удивился своему испугу. – То есть… гм… Видите ли, короткие волосы нынче не в моде. А теперь что вы еще затеяли?

Николь достала из кармана черную ленточку и старательно связала волосы сзади, так что они спустились ей на спину наподобие конского хвоста.

– Думаю, вы должны были сообразить, – заявила она, взяла кивер и встала. – Я не дам вам такого обещания.

– Простите? – Он так увлекся, любуясь этими чудными волосами, что не сразу вспомнил, о чем они говорили. – Вы не пообещаете, что не будете делать – что? Злить меня?

– Нет. Я вообще ничего не собираюсь вам обещать. Я все тщательно обдумала, Лукас, и просто не могу дать вам слово, извините.

И она проследовала мимо него, очевидно считая разговор оконченным!

Он схватил ее за руку и довольно грубо развернул девушку к себе, но в ее темно-фиалковых глазах мелькнуло предостережение о той буре, что назревала в ее груди.

– Что случилось? – возмущенно спросил он. – Еще вчера вечером вы так и одолевали меня вопросами, хотели знать и то и это!

– Да, но я решила больше ни о чем не спрашивать. Чем больше вы мне расскажете, тем больше вопросов у меня возникнет, и если я могу помочь вам только тем, что позволю смотреть на себя так, будто вы готовы меня съесть, так уж лучше я останусь со своими вопросами. Мне довольно осведомленности о том, что вы собираетесь делать сегодня вечером. А там – если вы доживете до утра – я не могу все время думать о том, чем вы занимаетесь, когда я вас не вижу.

Ее заявление застало Лукаса врасплох. Вчера он действительно не хотел ей говорить больше того, что она услышала и о чем сама догадалась. Но это было вчера. А сегодня ему ужасно хотелось объяснить ей, почему он согласился выполнить просьбу лорда Фрейни.

– Николь? – тихо спросил он, стараясь припомнить, не сказал ли он ей чего-то обидного. – Я сам хочу все вам сказать.

Глаза ее сверкнули, и на этот раз он увидел в их глубине искорки гнева.

– Что ж, в таком случае вам не повезло. Вы идете на войну… И нечего делать удивленный вид! Вы отправляетесь на опасное дело, значит, можно сказать, на войну. Если мне нельзя пойти с вами – а вы ясно дали понять, что не желаете моей помощи, – тогда мне лучше не знать о ваших сражениях, пока они не закончатся. Или, может, вам доставляет удовольствие представлять, как ночами я не могу уснуть и расхаживаю по комнате в тревоге за вашу несчастную, глупую жизнь? Вероятно, это так. Думаю, мужчинам, которые уходят на войну, всегда приятно сознавать, что дома кто-то будет за них молиться, скорбеть о них, как Лидия о своем убитом капитане!

– Николь…

– Нет! Я намерена с этим покончить. Пусть другие женщины сидят дома, вяжут чулки и ждут. Но только не я, Лукас. Я не могу так и не буду! Я много над этим размышляла, очень много, и теперь точно знаю, что это не для меня и что…

Он не очень удивился, обнаружив, что прервал ее тираду поцелуем. Но неужели ему предстоит целовать ее каждый раз, когда она не захочет умолкнуть?

Гнев Николь обрадовал его – значит, он ей не безразличен, хотя она никогда не призналась бы ему… да и себе. Вслед за гневом вспыхнула страсть, толкнувшая ее всем телом прильнуть к Лукасу, а его – захватить в плен ее полные свежие губки.

Его ладони скользнули к ее талии, она же, обхватив его за шею, пригнула к себе. Под его пальцами оказался небольшой зазор между ее юбкой и жакетом, который задрался вверх, когда она встала на цыпочки.

Едва его горячая рука прикоснулась к обнаженной коже Николь, у нее вырвался приглушенный стон, и она так тесно прижалась к нему, что ему захотелось разорвать петли на ее жакете.

Ее порыв привел Лукаса в такое возбуждение, что он с силой привлек ее к себе настолько откровенно чувственным движением, что она должна была испуганно отпрянуть.

Но она не испугалась. Его Николь, в отличие от жеманных барышень, ничего не боялась.

Сомневаться в ее невинности не приходилось. И хотя она страстно отзывалась на его ласки, однако делала это неловко и неумело. Она просто подчинялась своим чувствам, готовая испытать все, что предлагала ей жизнь, пренебрегая условностями и мнением света.