Книга Большевики в Азербайджане (конец апреля – начало июня 1920 года) - Всеволод Игоревич Веселов

первые дни было отпущено 8000 человек[538].

Новый городской ревком создавать оказалось не из кого: часть из и так немногочисленных коммунистов-мусульман погибла во время восстания, на армянском берегу Гянджа-чая хозяйничали дашнакские эмиссары. Среди тех, кому удалось пережить восстание, был Ибрагим Алиев, который вновь вошел в состав ревкома и продовольственной комиссии[539].

На первых порах гражданские власти Гянджи были созданы Г. Султановым из политработников 20-й дивизии[540], большая часть которых азербайджанским языком не владела.

Остро стоял продовольственный вопрос. Решить его пытались, запросив хлеб в Баку. Но в столице хлеба тоже не было[541].

Азербайджан в состоянии восстания

Гянджинские события были и остаются наиболее яркой и изученной страницей антибольшевистского восстания в Азербайджане. Однако началось оно не в Гяндже. Его первоначальным эпицентром были равнинные области восточной части бывшей Елисаветпольской губернии. Именно там впервые был столь неудачно «приведен в жизнь» Бунимовичем декрет о земле. Именно там имели место первые случаи нападения «мусульманского населения» на красноармейцев еще в начале 20-х чисел мая. Именно на этот район было направлено внимание бакинских большевиков и командования XI армии до начала событий в Гяндже.

На пространстве между Курой и отрогами Малого Кавказа к востоку от Гянджи в конце мая – начале июня разворачивались трагические события. Вся эта область оказалась охвачена антибольшевистским восстанием, имевшим неорганизованный, анархический характер. У него не было ни общепризнанных лидеров, ни лозунгов. Среди населения распространялись слухи, что большевики «будут отбирать жен и детей, у них нет ни религии, ни законов»[542].

Вот как описывал 30 мая свое положение начальник маленькой станции Герань (Гёран) в телеграмме, отправленной в Евлах: «опять прискакали 15 всадников. Их обстреляли из 2-х винтовок, и они убежали… Провизии нет. Достать неоткуда… Служащие заявили окончательно, что они вечером оставят станцию и первым поездом (прим.: уедут) в ту сторону, куда поезд пойдет. Прошу выслать провизию на 6 человек, а также выслать охрану не менее 10 человек, ибо приближается нам смерть…». На это ему ответили, что охраны не будет, так как людей нет[543].

Госучреждения, станции железной дороги, лишенные сильной охраны, грабились. Одиночные красноармейцы и коммунисты убивались[544]. Для связи между войсковыми подразделениями необходимо было отправлять с посланием отряды силой не менее эскадрона. Последствием такого характера восстания становилось крайнее взаимное ожесточение.

Комдив 32-й дивизии Штейгер, штаб которого находился в Евлахе, после начала восстания в Гяндже оказался в непростой ситуации. Вверенные ему подразделения были растянуты по дорогам в направлении к горной части Карабаха. Приказом Командарма от 26 мая они должны были бы быть стянуты в кулаки в Евлахе, Тертере и Шуше[545]. Однако исполнить этот приказ Штейгер не мог: все пространство равнинного Карабаха находилось в состоянии «анархического восстания», приобретавшего религиозный характер. Части Красной армии в Тертере и в особенности в Шуше оказались бы в полной изоляции. Ни организовать их снабжение, ни даже обеспечивать надежную связь с ними не было бы никакой возможности. 18-я Кавдивизия, которая должна была ранее помогать Ч. Ильдрыму наводить порядок на равнине, ушла в Гянджу. При этом подразделения старой азербайджанской армии, находившиеся в Карабахе, хоть в основном и не проявляли пока враждебности, не могли после событий в Тертере и Гяндже вызывать прежнего доверия. К этому необходимо прибавить, что Шуша оставалась окружена дашнакскими отрядами армян генерала Дро, от которых можно было ожидать чего угодно, кроме поддержки, о чем красноречиво говорили имевшие место ранее с ними контакты[546].

В этих условиях, вопреки приказу по армии от 26 мая, Штейгер начал отводить вверенные ему части к Евлаху. Информация об этом, дойдя до штаба XI армии, вызвала негодование. От Штейгера 30 мая потребовали не отводить войска по меньшей мере дальше Агдама из-за возможных «политических последствий и контрреволюционных провокаций». В ответ на это Штейгер описал тяжелую обстановку на дороге Евлах – Шуша: накануне, в 5 верстах севернее Барды, т. е. в глубоком тылу дивизии, эскадрон натолкнулся на восставших, ядро которых состояло из участвовавших ранее в событиях в Тертере бывших аскеров 3-го Шекинского полка при одном офицере. На борьбу с ними был отправлен кавполк при артдивизионе. Вышедший из Барды в Агдам пехотный полк также натолкнулся на повстанцев и, потеряв до 60 человек, отступил обратно в село[547]. Таманская кавбригада была оставлена в Агдаме и не могла быть отправлена в Шушу[548]. В результате Штейгер получил разрешение отвести все войска севернее реки Тертер и сконцентрировать их на участке Евлах – Барда[549].

Одновременно с отводом 32-й дивизии из Карабаха 2-я Кавдивизия отходила из Закатальского округа к Нухе (Шеки). 28 мая в штаб армии докладывалось, что по мере ухода красноармейцев население «занимает враждебную сторону»[550].

Однако большая часть старых азербайджанских войск в Закаталах, Карабахе и на грузинской границе до конца мая сохраняли лояльность по отношению к новой власти. Аскеры бывшего Закатальского полка арестовали часть своих офицеров[551] и по уходе 2-й Конной дивизии заняли позиции на грузинской границе. При этом произошел эксцесс: по уходе красноармейцев окопы заняли грузины, и аскерам пришлось их выбивать[552].

Отступление частей российской Красной армии к железной дороге создало иллюзию начала ухода большевиков из бывшей Елисаветпольской губернии, если не из всего Азербайджана. О подобных слухах, муссировавшихся в обществе, упоминает Орджоникизе в телеграмме от 2 июня предреввоенсовета Троцкому[553]. О подобных же слухах, распространявшихся в равнинном Карабахе, рассказывал Ч. Ильдрым в интервью газете «Коммунист»: якобы скоро на место красноармейцев придут турки[554].

К этому времени в результате эпидемии малярии[555] и боев в 20-й и 32-й дивизиях осталось лишь 4000 штыков. Москва продолжала требовать отправки 18-й и 28-й дивизий на Польский фронт, слухи о чём еще более подкрепляли уверенность части азербайджанского общества в намерении большевиков оставить Азербайджан[556], как ранее также страну покинули английские интервенты.

Видя, что равнинная часть Елисаветпольской губернии погрузилась в анархию, что части Красной армии практически стихийно отходят к Евлаху и неизвестно, останутся ли они там или уйдут в Баку, что в любой момент отряды генерала Дро могут спуститься с гор и устроить резню в мусульманской части Шуши и окрестных селах, 3 июня начальник Карабахского отряда Зейналов прибыл в Агдам к заместителю председателя Карабахского ревкома Мир Джафару Багирову и предложил организовать военную диктатуру для поддержания порядка после ухода Красной армии на участке Агдам –