Книга Захват Неаполя. Берёзы - Виктор Васильевич Бушмин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это к «Груше», что ли?.. – уточнил де Белло.
– Это он для меня «Груша»! – Отрезал его Шарль. – А для тебя он мессир Ги де Леви, да Ла Гард, де Мирпуа и де Монсегюр! – Король перехватил кислый взгляд и прибавил. – Если тебе этого мало для изучения, тогда можешь смело доучивать вот еще что: маршал де Ла Фо и наследный маршал графства Фуа!..
– Достаточно, сир… – казначей понял, что обидел короля, ведь де Леви считался его другом детства. – Приношу свои извинения.
– И вот еще что! – Шарль поднял палец и дотронулся им до кончика носа Гоше де Белло. – заруби себе на носу, что ты должен, нет, просто обязан всеми возможными уловками и хитростями заставить мессира Ги прихватить с собой как можно больше рыцарства! Ага! Мы забыли о Флоренции! Пусть по ходу заедет туда и, как бы вскользь, переговорит с местными рыцарями. Насколько мне не изменяет память, они все были от него без ума! Пусть притащит их, если получится…
Замок Дюрренштейн. Швабия. Германия. За два месяца до этого.
Конрадин сидел возле пылающего зева огромного камина, вытянув свои длинные стройные ноги, обутые в высокие сапоги рыжей испанской кожи. Носки и пятки их были усилены сталью, а голенища и раструбы – проклепаны маленькими металлическими пластинками. Небольшие стальные походные шпоры нежно и мелодично позвякивали о каменные плиты пола башни замка. Принц любил именно их, а не длинные и неудобные в ношении золотые парадные, от которых было мало проку. Да и бренчали они как-то тускло, глухо и неприятно, вызывая лишь мурашки по всему телу, как он хождения по перемороженному снегу, когда его хруст под ногами сильно раздражает, но ничего и ним не поделаешь – приходится ждать весны или, на худой конец, оттепели.
– Милая, как я устал ждать… – грустно произнес он вслух.
Беатрис, сидевшая рядом с ним, дотронулась своими пальцами до его ладони, нежно погладила ее и сказала:
– Похоже, мой друг, что мы, наконец-то, дождались.
– Чего? У моря погоды?.. – Недоверчиво покосился на нее принц. Он взял ее ладонь в свою большую и крепкую руку, поднес к губам и поцеловал каждый пальчик, пахнувший благовониями, поднял глаза и уточнил. – Мне кажется, что, порой, мы стали походить на медведей, залезших в свою берлогу и спящих до весны. А она все не приходит и не приходит…
– Она уже пришла. – Беатрис встала и, подойдя к нему, уселась на колени, расправила свои пышные юбки и приникла к его губам долгим и горячим поцелуем. Конрадин закрыл глаза и крепко обнял ее. – Король Людовик уезжает в крестовый поход…
– И что с того? – Он посмотрел на нее. – Нам надо ехать с ним?.. – Конрадин кисло усмехнулся.
– Нет, наоборот, милый. Франция вышла из игры. Ее рыцарство нашивает кресты на свои белые сюркоты вооруженных паломников, а Людовик, словно малое дитя, трясется над посохом и котомкой пилигрима, которые он возложил на себя в аббатстве Сен-Дени в конце марта… – Она привстала и посмотрела ему в глаза. – Шарль остается в одиночестве!
– Ага! В одиночестве! Как бы не так! А папа Климент?.. – Конрадин сильно сомневался в ее словах. – А рыцарство Франции?
– Мой милый дурашка… – она прижалась своим лбом к его голове и впилась глазами в его глаза. – Папа сейчас, сам того не понимая, будет сидеть на раскаленной сковороде! Францию же можно будет на время позабыть. Словно ее нет на карте.
– Да если мы только переступим границы его владений, а они занимают почти весь север и центр Италии, нас отлучат от церкви и объявят преступниками!
Беатрис снова приникла к его губам обжигающим поцелуем – Конрадин несколько успокоился, снова смежил глаза и часто задышал от наслаждения.
– Я уже переговорила с кем надо. Семейство Франджипани спит и видит возвращение утраченных привилегий, титулов, земель и власти. А это, поверь, самое главное, на чем можно сыграть… – Думаю, что к началу осени, когда вся Франция будет думать только о крестовом походе, Италия восстанет и папе придется заботиться лишь о собственной шкуре, а не о Неаполе! А пока Людовик играет в крестоносца – мы быстренько заберем все, что принадлежит тебе по праву. – Конрадин раскрыл глаза, улыбнулся. В его глазах промелькнула искорка шаловливости и игривости, а его рука полезла к ней под юбки. – Ой! Что ты делаешь, проказник! Вдруг, кто-нибудь войдет сюда?..
– Плевать… – Он погладил ее по внутренней поверхности бедра и провел рукой выше.
Беатрис ойкнула и прошептала, закрывая глаза:
– Шалун и проказник…
Конрадин поднялся вместе с ней с кресла и, неся на руках, словно легкую пушинку, направился к спальне, ногой распахнул двери и, пройдя еще с десяток шагов, упал вместе с ней на мягкую перину. Юбки немного задрались, обнажая прекрасные стройные белые ноги Беатрис. Он поцеловал ее в губы, шею и стал развязывать шнуровку на ее платье, но тесемки не поддавались.
– Не спеши… – прошептала она, нежно подрагивая своими пушистыми и длинными ресницами. Конрадин медленно спускался ниже, покрывая ее плечи и руки поцелуями. Он распахнул и задрал ее пышные юбки и стал целовать колени, бедра и ноги, приближаясь губами к лону, покрытому нежными курчавыми волосиками. – Ой,… – прошептала она, прижимая его голову к ее зовущему лону своими руками…
Они лежали, утомленные любовью. Конрадин открыл глаза и молча смотрел в потолок, разглядывая его резные перекрытия. Он стал умелым, чутким и грамотным любовником, а это придавало любому мужчине еще большую уверенность в себе и своих силах. Беатрис раскрыла его, любовь окрылила принца, превратив в мужчину и воина, ведь только настоящие и пылкие, полные страсти, взаимоотношения способны творить чудеса.
– Что бы я без тебя делал… – произнес он вслух. Беатрис открыла глаза и нежно улыбнулась, мурлыча себе что-то под нос. Она прижалась к нему своим разгоряченным ласками телом и положила свою ногу на него, словно львица на схваченную добычу. Он поцеловал ее нежную шейку, наслаждаясь пульсирующей жилкой, бившейся под ее бархатистой кожей. – Что бы я делал без твоих денег…
– Без наших денег, милый… – она широко раскрыла глаза и пристально посмотрела на него. Было видно, как он злится и тревожится. – Успокойся, родной мой, я с тобой и мне никто не нужен, кроме тебя…
– Так тяжело и унизительно чувствовать себя… – начал, было, он свою длинную тираду, но она зажала его рот поцелуем и, когда он умолк, посмотрела в его глаза и прошептала: