Книга Когда-то там были волки - Шарлотта Макконахи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пришел посмотреть, почему так долго, — говорит он, зыркая на меня.
— Извини, — отвечает Лэйни. — Я готова ехать.
— Я предупреждал вас держаться подальше от моей жены, — обращается он ко мне.
— А что, по-вашему, я могу ей сделать — развратить ее?
— Мы случайно столкнулись, — спешит объяснить Лэйни. — Инти просто поздоровалась, и все.
— Ладно, тогда пойдем. — Стюарт ставит упаковку аспирина, которую его жена держит в руках, на полку, и подталкивает Лэйни к двери. — Всего доброго, миссис Дойл, приятного вечера, — раскланивается он с пожилой женщиной за прилавком. Сама любезность.
Я следую за ними.
Аптека расположена напротив «Белого гуся». У паба с сигаретами и кружками пива в руках стоят Рэд Макрей и мэр Оукс. Фонарь над нашими головами не горит, а потому, когда я окликаю Стюарта и он останавливается, повернувшись ко мне, мы оказываемся в темноте. Лэйни опасливо топчется за спиной у мужа.
У меня на уме только одно. Если она не хочет заявить на Стюарта в полицию, я буду провоцировать его, пока повод для жалобы не появится у меня. Перенаправлю его гнев с Лэйни на себя.
— Что вы делаете у моего дома? — спрашиваю я. — Да еще прячетесь ночью около самого забора, чтобы вас не обвинили в нарушении границ частной территории. Что вы себе воображаете? Получаете удовольствие от мысли, что пугаете меня? Вы от этого кончаете?
— Закрой свой поганый рот, — цедит он сквозь зубы. — Я просто хочу получить то, что мне положено.
— А, все-таки вас это заводит. Желание вызывать в женщинах страх. Только я не из пугливых. Я вас не боюсь, Стюарт, и вообще считаю жалким типом. Я стою у окна, смотрю на вас и чуть не писаюсь от смеха.
Дальше события развиваются стремительно. Он делает шаг в мою сторону, и я внутренне напрягаюсь, испытывая одновременно торжество и жгучий страх, и краем глаза вижу, как Рэд и Энди переходят улицу, а Лэйни тянется к руке мужа, но они его не остановят, и мы оба это знаем. Останавливает Стюарта голос, скользящий из пространства между фонарями:
— А почему меня не пригласили на вечеринку?
Он разжимает стиснутые кулаки.
Мы оба поворачиваемся и видим Дункана.
— Здесь не вечеринка, — отвечает Стюарт. — Просто девчонка нарывается на неприятности.
Дункан встает между нами. Мне он говорит:
— Иди подожди меня в пабе.
— Нет, я…
— Инти.
Проклятье.
Я пересекаю улицу, дрожа от возбуждения. Почти получилось. Я мельком оглядываюсь назад, на небольшую группу людей, но не слышу, что говорит им Дункан, только различаю в темноте их фигуры. Лэйни тоже удаляется, быстро шагая по улице, и мне приходит в голову, что Дункан там один против троих; я раздумываю, не вернуться ли, но потом убеждаю себя не глупить. Он полицейский, а остальные — по большей части — нормальные люди. Возможно, даже его друзья. Я вхожу в паб.
В лицо мне пышет теплый воздух. В ушах плещется гул голосов. Я беру в баре бокал вина и опускаюсь на облупленный кожаный диван за столом. Мне так жарко, что я срываю с себя шарф и пальто и только тогда могу дышать свободно. Проходят мучительные минуты, пока я жду Дукана, представляя, что происходит на улице. Если он просто отправляет их по домам, то почему отослал Лэйни одну; и чем больше проходит времени, тем больше я уверяюсь, что надо вернуться туда; я уже хватаю пальто и шарф, когда Дункан садится за стол напротив меня.
На щеке у него синяк, а губа рассечена.
— Что это ты вытворяешь? — спрашивает он.
— Яне…
— Вранье. Я все видел.
Я закрываю рот. Лицо у меня пылает.
— Я предупреждал тебя остерегаться его, а ты провоцируешь его ночью на улице? Еще раз повторяю: держись подальше от Стюарта Бернса. Ты меня поняла?
Я никогда не слышала, чтобы он говорил таким голосом; думаю, под этим гневом скрывается страх.
— Кто тебя побил? — спрашиваю я.
Официантка приносит ему пиво; не знаю, заказал ли он его, когда вошел, или она просто знает, что он обычно берет. Дункан кивком благодарит женщину, но не отрывает от меня глаз, пока та не отходит от столика.
— Ты в состоянии говорить начистоту?
— Да.
— Тогда давай разберемся. Выкладывай, что у тебя на уме.
Я делаю глоток вина, и оно согревает меня.
Я ощущаю его руки, держащие кружку, его спину, опершуюся на диван, ворот тонкой футболки у своих ключиц, синяк, рану на губе, которая касается края кружки. Я думала, что владею собой, но он лишает меня воли. Несмотря на свою клятву и чувство вины за то, что оставляю Эгги одну, я слишком часто бегаю к нему через лес.
— Чего ты так боишься, Дункан? — спрашиваю я.
Он не отвечает.
— Я думаю, что ты боишься. Быть собой. Потому и не вмешиваешься, хотя тебе все прекрасно известно.
— Что я должен сделать?
— Хоть что-нибудь.
— А если я это уже сделал?
Я касаюсь пальцами щеки, чувствуя боль.
— Что именно?
Он молчит.
— Ты боишься, — повторяю я.
— Мы все боимся.
— Это оправдание, которое ты для него придумал?
— Просто констатация факта.
— Стюарт чудовище, — говорю я.
— Не преувеличивай. Он просто человек, — отвечает Дункан.
— Это опасный подход. Из-за таких рассуждений у злодеев развязаны руки.
Дункана это не убеждает.
— Я не обольщаюсь на его счет. Однако, демонизируя его, ты придаешь ему мистические черты, а мужчина, который бьет женщин, просто мужчина. Таких среди нас чертовски много, и все они слишком люди. А женщины, что от них страдают, не пассивные жертвы и не описанные Фрейдом мазохистки, которым нравится, чтобы их наказывали. Они всего лишь женщины и минута за минутой ломают голову, как выжить рядом с тем, кого они любили, а это не дело.
Я не ожидала услышать это из его уст. Все-таки я постоянно его недооцениваю.
Дункан тычет пальцем в свой синяк, и я вздрагиваю.
— Не надо.
Может, он что-то и понимает, но не знает, каково это — жить в постоянном страхе.
— Ты когда-нибудь ударил женщину, которая тебя любила?
Кровь отливает от его лица.
— Не все из нас, знаешь ли, такие, как Стюарт Бернс, — произносит он. — Однако все совершают ошибки, но от этого не становятся плохими людьми. Насилие и заблуждения — разные вещи.
Мы смотрим друг на друга.
— Все мы только и делаем, что обижаем друг друга, — говорю я.
Он берет меня за руку.
— Вообще-то нам с тобой и помимо
