Книга Яблоневый дворик - Луиза Даути

женщина стояла на тротуаре, опустив голову. Я не видела ее лица. Сумочки у нее вроде бы не было. Руки она держала в карманах и вся как-то сгорбилась, будто ей холодно. Я решила, что она примерно одного возраста с моими детьми.

Муж вывел свою машину из гаража задним ходом. На улице открыл пассажирскую дверцу. Женщина, так и не подняв головы, наклонилась, вроде бы собираясь сесть, но так и не села. Она выпрямилась и покачала головой. Потом показала на наш дом и что-то сказала — слишком тихо, чтобы я разобрала слова. Гай распахнул дверцу и выпрыгнул из автомобиля, не выключив двигатель. Когда он огибал машину, я, к своему изумлению, увидела, что его лицо искажено яростью. Схватив женщину за плечо, он бесцеремонно втолкнул ее на пассажирское сиденье, стукнул дверцей и ринулся обратно на водительское место. Эта пантомима потрясла меня больше всего. Я никогда не видела Гая таким взбешенным.

Женщина осталась сидеть на пассажирском сиденье. По-моему, она все еще плакала. Гай газанул, быстро развернулся и выехал на дорогу, оставив мою машину брошенной на улице, а гаражную дверь и ворота широко распахнутыми, и укатил с незнакомкой в неизвестном направлении.

Выгляди сцена менее театрально, я бы сразу сложила два и два, но из-за этой странности мои мыслительные процессы застопорились. Больше всего я беспокоилась о молодой женщине, которая вдруг появилась в нашем доме в такой ранний час, причем явно в расстроенном состоянии. Потом мой взгляд упал на машину, и я заметила разбитое боковое окно — левое переднее. На пассажирском сиденье валялись осколки. В том, что разбито и второе окно — со стороны водителя, я убедилась, когда спустилась вниз. Кто это сделал? В голове роились гипотезы одна невероятней другой.

Тому, кто не так предан своей работе, как я, покажется странным, что перед тем как спуститься на первый этаж, я надела свежевыглаженную блузку и пиджак и не забыла взять портфель.

Внизу, насколько я могла судить, все обстояло как обычно, за исключением того, что на крючке за зеркалом отсутствовали мои ключи. Я надела черные туфли, достала из плетеной коробки в шкафу зонтик. Заперла входную дверь на оба замка. Закрыла гаражную дверь, как обычно, сунув ключ в щель в нижней доске, и железные ворота. Посмотрела на мою многострадальную машину. Гай уехал на своем автомобиле, но с моими ключами. Я понятия не имела, есть ли у нас запасной комплект, да и ждать, пока приедет механик и вставит новые стекла, не могла. До станции я шла пешком, понимая, что времени в обрез, а опоздать ни в коем случае нельзя.

Стоя на платформе в ожидании поезда, я держала в руке мобильник, словно надеялась, что Гай вот-вот позвонит и объяснит, что произошло. Перед глазами возникла картина: разъяренный муж молча крутит руль. Молчание — его всегдашнее состояние, когда он сердится; вот почему я так удивилась, когда он, ни слова не говоря, буквально толкнул незнакомку на пассажирское сиденье. Потом я стала думать об этой изящной девушке в красной куртке, которая плакала, сидя в машине Гая. Тут подошел мой поезд. Пока я вместе с другими пассажирами садилась в вагон, то на основании ограниченных данных успела сформулировать гипотезу, подвергнуть ее критическому осмыслению и прийти к выводу, что она верна. Я обо всем догадалась.

Вечером, когда мы оба вернулись домой, Гай рассказал мне эту историю. Мои предположения полностью подтвердились — приятное утешение. Весь день я проводила собеседования, и у нас не было возможности поговорить, хоть мы и обменялись парой сообщений. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что это уберегло меня от истерики и, пожалуй, спасло наш брак. Я успела разработать стратегию поведения.

Я многое понимала и была способна простить мужу измену. Я считала, что мстить ему или устраивать скандал ниже моего достоинства и интеллекта. Но вот чего я не простила бы ему никогда, так это лжи. Я никому не позволила бы обращаться со мной как с дурой.

Он написал в эсэмэске, что вернется домой к шести и мы «поговорим». Собеседования закончились к половине четвертого. Мы с коллегами собирались обсудить их результаты, но я сказала, что у меня срочное дело, и ушла. Поскольку возглавляла комиссию я, вопросов ни у кого не возникло.

Я не сомневалась, что попаду домой первой. И не удивилась бы, если бы мою машину успел забрать эвакуатор или полиция прилепила на стекло штрафную квитанцию, но машина стояла на месте точно в том виде, в каком была утром. Первым делом я переоделась, а затем, как ни странно, занялась домашними делами. Мне не хотелось бы вникать в собственные побудительные мотивы. Возможно, я подсознательно считала угрозу более значительной, чем готова была признать, и стремилась создать дома уют. Или меня просто распирало желание навести порядок: вымести на кухне пол, убрать на место обувь, до блеска начистить плиту из нержавейки. Как бы там ни было, когда в дверях повернулся ключ, я уже ждала мужа за кухонным столом. Я надела леггинсы и длинную полосатую майку, волосы собрала в пучок и слегка прошлась блеском по губам. На столе стояло блюдо маслин, открытая бутылка красного вина и два бокала. Еду я специально не готовила, решив, что это уже слишком.

Вошел Гай. Видок у него был еще тот. Небритый, осунувшийся, в расстегнутой куртке. Он встал в дверях и окинул взглядом сцену. Увидел вино и меня, сидящую в домашней одежде. Уронив на стол две связки ключей, он тяжело вздохнул. Я чувствовала, что стратегию выбрала правильно.

— Сними куртку, — сказала я и начала разливать вино.

Он вышел в прихожую и разделся. Вернувшись, сел и взял в руки бокал, как мне показалось, старательно скрывая благодарность.

— Мне кажется, — мягко предложила я, — будет лучше, если ты расскажешь мне все с самого начала.

— Пожалуйста, не командуй, — отозвался он и опустил бокал.

Я позволила себе добавить в голос металла:

— Учитывая, что моя машина стоит с разбитыми окнами, вряд ли с твоей стороны разумно огрызаться.

Несколько мгновений он смотрел на меня, потом произнес:

— Это аспирантка из соседней лаборатории.

В остальном почти все мои догадки оказались правильными, за исключением одной, как выяснилось, их связь продолжалась уже два года. Должна признать, мне было больно. Два года, на протяжении которых у меня не возникло ни тени подозрения. Однако в последнее время их отношения осложнились. Она стала навязчивой, начала ревновать его к другим аспирантам и сотрудникам. Еще бы, подумала я. Только