Книга Золотые костры - Алексей Пехов

Война наводнила Чергий темными душами, которые, словно гиены, отовсюду сползались на трупы, кровь, отчаяние, боль и страх. Их развелось столько, что в последние полторы недели у меня всегда находилась работа. Я порядком устал, выпил галлоны молока, а клинок набрал столько силы, что порой, когда я брал его в руку, у меня леденели пальцы.

Последняя встреча произошла позавчера, на глазах компании, с которой я путешествовал. Две стальные шеи выползли на дорогу и прикончили мелкого купца с охраной. Мы как раз поспели к окончанию малоаппетитного пиршества. Владек, увидев, как с тел людей и лошадей в неизвестном направлении исчезают куски плоти, крестясь и ругаясь, забрался под воз, а троица хусар обнажила оружие, не понимая, откуда ждать опасности.

Я разобрался с душами, порадовав зрителей ослепительными вспышками света, но на клинке появилась зазубрина от встречи со стальной плотью этих тварей. Я потратил весь вечер, чтобы убрать ее, и теперь проходил по кромке мелким камнем, стараясь вернуть ей былую бритвенную остроту.

— Тпру! — сказал Владек, натягивая поводья. — Лошадкам треба отдыха, господа. И корму.

Радек спрыгнул с седла, сунув перчатки за пояс, Войтек вытащил из сумки бутылку сливовицы, протянул мне, но я отказался и отошел от дороги ярдов на двадцать, чтобы спокойно поговорить с Проповедником, изнывающим от моего молчания.

— Хотел сказать, что ухожу, — «обрадовал» он меня.

— Снова? — удивился я.

Он вздохнул:

— Тогда ты порядком разозлил меня своим упрямством. Но сейчас у меня другая причина.

— Какая? — спросил я лишь для того, чтобы он мог выговориться, так как я знал старого пеликана уже не первый год и догадывался, что он мне скажет.

— С тех пор как меня убили, я не слишком-то жалую войны и трупы. Чергий сейчас хуже, чем Солезино. А тогда, как ты помнишь, я тоже с тобой не пошел. Мне по нраву тихие городки с уютными тавернами да кабаки, а не трупы и горе. Только Пугало в восторге от такого.

— Понимаю тебя. И не возражаю. — Тащить его за собой я не собирался.

Он на мгновение прикрыл глаза:

— Я пойду обратно. К горам, а потом к перевалам и дорогам. Как только ты покинешь страну, найду тебя. Не волнуйся.

Я хмыкнул:

— Поверь, я знаю, что от тебя не отвязаться.

— Ну, тогда я буду за тебя молиться. Что ты теперь планируешь?

— Доеду до Морова, узнаю о таборе. Роман намекнул, что следует задавать вопросы информаторам инквизиции. Там посмотрим.

Он лишь вздохнул, но ничего говорить не стал. Повернулся и пошел прочь по охряно-желтому сжатому полю. Я смотрел на его сутулую спину и думал, что мне как-то придется обходиться без его ворчливых нравоучений, скабрезных песенок и нытья. За те девять лет, что он слонялся за мной, я привык к нему.

Путало подошло ко мне, встало рядом, провожая взглядом постепенно удаляющуюся фигуру Проповедника. Покрутило пальцем у виска. На его взгляд, только ненормальные отказываются от таких бесплатных и интересных развлечений, как война.

— Возле Морова могут быть стражи, — сказал я ему. — Павел, насколько я помню, сейчас с князем Горловицем. Он старейшина, и Братство пытается помочь будущему королю для того, чтобы потом получить на его землях больше вольностей, чем Орден Праведности. Такие шутки, как с Мириам, с Павлом не пройдут. Он опытнее и опаснее меня. И убьет тебя, если только ты дашь повод. Тебя не защитит даже то, что твоя материальная оболочка за сотню лиг отсюда. И я не смогу тебя прикрыть, если вдруг у вас возникнет конфликт. Не не захочу, а не смогу. Понимаешь разницу?

Пугало коснулось когтистым пальцем щеки, задумчиво ее царапнуло. Это могло означать все что угодно. К примеру, что оно плевать хотело на мои слова и того же Павла.

Вполне в его стиле.

Но я все же завершил свою мысль:

— Держись от стражей подальше. Не доставляй мне проблем. Сейчас это не то, что мне нужно. Моров в осаде. Мне кажется, ты найдешь себе занятие. И да, я вижу, какое ты голодное. Я думаю над этой проблемой и найду решение в ближайшее время.

Оно развернулось и направилось обратно к фургону.

Я взял на себя ответственность перед ним. Когда мы расставались, Мириам сказала, что Пугало моя домашняя зверушка, но куда более опасная, чем голодный лев. И мне надо позаботиться о том, чтобы найти ему кровь, раз уж нам приходится путешествовать вместе.

Я мотался по Чергию уже две недели, с тех самых пор, как преодолел Горрграт и спустился с отрогов Хрустальных гор. Перевал оказался для меня серьезным испытанием — нехватка воздуха, плохое самочувствие из-за высоты, ледяной ветер и начавшийся снежный буран. Меня едва не сдуло с седла Монте-Розы, и я не помню, как смог провести ночь на этом жутком холоде, лишь каким-то чудом ничего себе не отморозив. При спуске я сильно упал, в кровь разбив руки, и следующую неделю Проповедник, глядя на мои заживающие ссадины и царапины, по десять раз на дню напоминал мне об ошибочном выборе дороги.

Но я знал, что все сделал правильно, и со смирением святого терпел его нотации. Пугало, глядя на это, лишь посмеивалось про себя.

До западных областей Чергия, как оказалось, война не дошла. Князь Горловиц не пропустил сюда армию захватчиков, его передовые части, укомплектованные свежими полками кантонских наемников, лигавских кондотьеров и фирвальденских ландскнехтов, продвигались на восток.

С утра до вечера я проводил в движении, уничтожал опасных для людей сущностей. Но основная моя цель оставалась неизменна — я искал цыганский табор.

Однако, куда бы я ни приехал, везде мне сопутствовала неудача. Никто его не видел, никто даже не слышал о нем.

Мне повезло лишь под Кутгором. Там я схватил ускользавшую от меня нить правды и все же начал распутывать клубок. Табор, который я искал, прежде чем отправиться в Шоссию, долго стоял под Моровом — городом, принадлежащим князю Млишеку Жиротинцу, предавшему своего короля и переметнувшемуся на сторону врага.

Именно по пути в Моров я и встретил ползущий по тракту фургон, которым управлял старый Владек, слуга кастеляна Хальвецев, а с ним и троицу хусар — господ Мариуша Хальвеца, Радека Хольгица и Войтека Мигорцкого.

Надо сказать, что наше знакомство прошло не совсем гладко. Меня то ли приняли за дезертира, то ли просто решили поразвлечься. Черноволосый Радек не нашел ничего лучше, как попытаться сбить меня лошадью. За что был стащен с седла и получил в зубы.

Войтек обнажил гросс-мессер, но его остановил Мариуш:

— Стой, друже! Гляди, какой у него кинжал. Это ж страж.

— Курва! — произнес Войтек, останавливая коня и убирая клинок обратно в широкие ножны.

— А тебе, братко, лучше больше не баловать, — смеясь, сказал Хальвец Радеку.

Радек лишь ругался, называя меня песьей паскудою, и не разговаривал со мной до самого вечера. Только в таверне, когда он убил пару бутылок сливовицы, его настроение пошло на поправку, и он, громко хохоча, бил меня рукой по спине и орал на весь зал: