Книга Золотые костры - Алексей Пехов

— Свезло нам с этой войной, господин страж, — между тем продолжил возница. — Видать, Господь на нашей стороне. Такое дело.

— Господь переменчив, как девица, Вланек, — не согласился ехавший рядом с нами на могучем жеребце игреневой масти[8]Мариуш Хальвец.

У него было выразительное лицо, с искренними, дерзкими, смелыми ярко-голубыми глазами, широкой улыбкой и крупными конопушками на лбу, скулах и носу. Золотистые брови, ресницы, усы и коротко постриженные по военной моде Чергия волосы. Когда на них попадали солнечные лучи, они начинали сверкать, как драгоценный металл.

Ему было чуть больше двадцати, но он казался моим ровесником. На голову выше, здоровенный, широченный, с мускулистыми руками и громоподобным голосом. К своему возрасту Мариуш Хальвец, приходящийся князю Горловицу троюродным племянником по материнской линии, успел отличиться в двух военных кампаниях и бесчисленном количестве стычек. О его подвигах говорили, как и о пожалованной земле, баронстве и скорой женитьбе на девице из рода Гольфарцких.

За те четыре дня, что мы путешествовали вместе, я уже успел понять, что хусар[9]— человек отнюдь не робкого десятка. Он отличался безудержной смелостью и даже, я бы сказал, безрассудностью.

Впрочем, двое его друзей, господа Радек Хольгиц и Войтек Мигорцкий были такими же «безбашенными ненормальными». Так окрестил их Проповедник, после того как эта троица хусар с ревом набросилась на восьмерых всадников Жиротинца и устроила им настоящую кровавую баню, ничуть не смущаясь численного превосходства.

— Голытьба, а не воины! — сказал после боя черноволосый Радек, выплевывая передний зуб из разбитого рта. — Свиные задницы! Даже стыдно, что все так быстро закончилось.

Войтек Мигорцкий, зеленоглазый крепыш с оспинами, украшавшими его внушительный нос, опустил гросс-мессер[10]на голову раненого противника, буркнув:

— Ага.

В отличие от своих товарищей он был немногословен, и за эти четыре дня я услышал от него только два слова: «ага» и «курва».

— Не скажите. — Возничий Владек не согласился с аргументами Мариуша. — Господь, он с правыми. Вы же сами все видели. Ольские нас по весне знатно раскатали, всю равнину прошли, Пиргень, Олаш, Вольницк захватили, Тавон, Штейнбург и Олясницу предали огню и мечу. Это если не считать городков поменьше, монастырей и деревень. До сих пор в горле саднит от дыма пожарищ, а в носу смердит от вони мертвецов, устлавших поля. А летом? Летом-то что было, помните?

— Помню, — скрипнул зубами Мариуш, и его светлые глаза потемнели.

А Радек, ехавший неподалеку и прислушивающийся к нашему разговору, мрачно кивнул.

— Битва под Старженицами. Разгром хусар под Тополем, осада Влашек, сдача Модорвы и Кольвина. Гибель короля и предательство Млишека Жиротинца. Умылась наша земля кровушкой на века.

Это верно. Дела у чергийцев шли неважно. Ольское королевство взяло их в оборот, наступало по всем фронтам, раздолбало регулярную армию, разделило на три части и начало отгонять на запад, неспешно захватывая город за городом и замок за замком. Почему так случилось, каждый говорил свое. Некоторые винили во всем дьявола, другие покойного короля и его военных советников, третьи бога.

Прямых наследников престарелый король не оставил, два его племянника погибли под Старженицами и Тополем, и преемником короны стал князь Горловиц. Во всяком случае, так говорил он, наплевав на то, что князь Млишек Жиротинец был на четверть шага ближе в родстве к его покойному величеству. Но Жиротинец, которому Ольское королевство обещало протекторство, несколько поторопился с предательством, и, когда чергийский король был убит, большинство дворян отказались признавать его своим новым сюзереном.

Вчера вечером Радек, крепко набравшись сливовицы, бил тяжелым кулаком по столу и с налитыми кровью глазами орал на всю таверну:

— Чтобы я! Радек Хольгиц! Потомок Душана Ворона,[11]гонявшего булавой по Бгжевскому полю иноверцев, стал под знамена этого предателя и труса?! Этой немытой задницы?! Ха! Черта с два! Не бывать этому!! Я Хольгиц и лучше сдохну, чем так опозорю свой род!

Так думал не только он, но и многие другие. Поэтому большинство знати встало под знамена князя Горловица, прав у которого на престол было меньше, чем у Жиротинца. А князь поклялся, что его не коронуют, пока он не освободит родную землю (а также Вольницу — столицу Чергия, где в соборе Святого Витта хранились королевские регалии), и решительно взялся за дело.

Для начала он посадил на кол всех военных советников прежнего короля. Затем нанял пехоту и артиллерию, отдавая предпочтение кантонцам. А также льстил, угрожал, обещал, награждал, казнил, принуждал, воодушевлял и делал все, чтобы сдержать свою клятву и укрепить внезапно свалившуюся на него власть.

— А теперь? Когда князь с нами? Встали чергийцы стеной и погнали этих ублюдков обратно. И победа не за горами. Потому что его милость Горловиц Деву Марию просил о заступничестве, молил спасти народ и землю родную.

— Ты погоди с победой-то торопиться, Владек, — одернул старого возницу Мариуш. — Ольские — это не бунтующие крестьяне, так просто их по полям не разгонишь. Еще полстраны под ними, да и Вольница не наша. Вот вернем столицу, поднимем над ней свой флаг, тогда и о победе подумать будет можно.

— Ага, — сказал Войтек, управляя своим конем лишь с помощью коленей, выпустив из рук уздечку.

— А вы, господин ван Нормайенн, что думаете? — обратился Мариуш ко мне.

Я посмотрел на золотоволосого гиганта:

— Война вещь коварная, господин Хальвец. Никогда не знаешь, как в итоге выйдет. Особенно когда и между чергийцами нет согласия.

— Будет! Будет согласие! — сверкнул он голубыми глазами и показал мне кулак. — Как только возьмем Моров и Млишка Жиротинца посадим на кол! Мне самому не в радость драться с собственными братьями, но, когда предатели будут наказаны, все оставшиеся мятежники встанут под знамена Горловицев. Другого выбора у них нет.

Войтек, Радек и Мариуш вновь заспорили, будет ли бог на их стороне, и что следует сделать князю, чтобы как можно быстрее закончить осаду. Я же достал из ножен свой кинжал и начал править лезвие.