Книга Ты не чужая - Ребекка Уинтерз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пожалуйста, больше ничего не говори, — прервала Диана подругу, ее мутило. — Извини. Кажется, у меня опять начинается рвота.
— Я слышала, что у тебя бывает тошнота по утрам. Мне очень жаль. Тебе только этого еще не хватало в довершение всех бед!
— Уитни! — тревожно воскликнула Диана. — Кэл сказал, что приемные родители могут приехать уже сегодня. В таком состоянии я не смогу встречаться с этими людьми раньше завтрашнего дня. Можно это отложить?
— Это моя работа. Но, если Джон уже связался с клиентами и подготовил все документы, у тебя не будет выбора.
— Но откуда нам знать, что они будут хорошими родителями для Тайлера?
— Этого вы знать не можете. Пусть вас утешает то, что они прошли проверку, что известно их благосостояние и комиссии понравился их дом.
Диану трясло.
— Но его мать хотела, чтобы ребенка растили мы с Кэлом. Она все про нас знала. Она просила водить его в церковь.
— Я знаю. Ей будет больно узнать, что вы от него отказались, что ты разводишься с мужем.
— Я не хочу разводиться, Уитни! Я должна, ради счастья Тайлера!
— Понимаю. Как только я подготовлю бумаги, я принесу их вам на подпись. — Она встала. — Позже я свяжусь с Джоном и позвоню вам, чтобы сообщить, как обстоят дела. — Она обняла Диану. — Мне жаль, что вам с Кэлом сейчас так трудно. Будь уверена, я сделаю все, что в моих силах, чтобы облегчить вам процедуру. Постараюсь уговорить Джона подождать до завтра.
Диана пробормотала благодарность и, ничего не видя перед собой, ринулась в свою комнату, упала на кровать и отчаянно разрыдалась.
Видимо, она в какой-то момент заснула, потому что, когда очнулась, рядом с ней шевелилось теплое тельце. Она вскрикнула и увидела Тайлера. Кэл стоял рядом. Прекрасные карие глаза мужа смотрели на нее так, словно пытались заглянуть в душу.
— Мы слышали, что ты плакала, и вот пришли проверить, не стало ли тебе лучше, — добродушно сказал Кэл и присел на кровать.
Тайлер лежал между ними, и это казалось так естественно — они все трое вместе. Она поцеловала его в ямочку на щеке. Невозможно было смириться с мыслью, что больше ей никогда не придется этого делать.
— Звонила Уитни, ей удалось уговорить Джона перенести встречу на завтра.
— Слава богу. — Диана непроизвольно потянулась к Кэлу и сжала ему руку.
— Как ты смотришь на то, чтобы взять Тайлера и остаток дня провести в Парке свободы?
Ей понравилось его предложение.
— Где это?
— В городе. Купим обед, расположимся под деревом. Там есть где погулять. Можем взять Тайлеру коляску. Если тебе лучше.
— Я хорошо себя чувствую. Когда я была у доктора Брауна, он дал мне таблетки. Их нужно принимать по утрам. Я буду рада подышать свежим воздухом.
— Хорошо. Тогда собираемся?
Это не заняло много времени, и вскоре они выехали. Было жарко, и Диана собрала волосы в конский хвост с помощью белой резинки. Обнаружив в ящике целую кучу таких резинок, она поняла, что раньше ими часто пользовалась.
На Тайлера она надела светло—зеленый костюмчик, сама переоделась в шорты и желтый топ. Кэл тоже надел шорты и черную майку, а на ноги — итальянские сандалии.
Он ничего не сказал, но говорили его глаза. В них сиял свет, который ей едва ли приходилось видеть.
Диана не помнила, но что-то подсказало ей, что раньше они любили такие поездки. Он вел себя как счастливый человек — такое невозможно сыграть. Исчезли скорбные складки вокруг рта, движения стали стремительны, как будто он с восторгом предвкушал поездку.
По правде говоря, она тоже была в восторге, что отправится с мужем на прогулку. Она считала, что Кэл очень красивый мужчина. Темные глаза и волосы, хорошо сложенная фигура притягивали ее как магнитом.
Когда они оказались в парке, Диана поняла, что ревнует его к каждой встречной женщине. Все обращали на него внимание. Кэл излучал некую ауру мудрости и силы.
Вскоре Диана расслабилась и просто наслаждалась обществом мужа и сына. Ей хотелось, чтобы этот день никогда не кончался.
Они забавлялись, глядя на семейство перепелок, разгуливающих по газону прямо перед ними, а потом Кэл купил сандвичи и мороженое, и они уселись на плед под огромной сосной.
Стали есть, но Тайлер не пожелал оставаться в стороне, и они по очереди держали его бутылочку со смесью.
— Он лучший на свете ребенок.
— Это потому, что ты замечательная мать.
Диана поперхнулась.
— Благодарю, но нужно и тебе отдать должное в его воспитании.
— А как же.
Глаза Кэла сияли. Он лег на спину и положил Тайлера себе на грудь.
— Помнишь рубаи Омара Хайяма?
Она доела мороженое, вытерла губы салфеткой и сказала:
— Ты имеешь в виду «Буханка хлеба, кувшин вина и ты»?
Он хохотнул.
— Видимо, тогда он еще не был отцом, иначе сказал бы: «Буханка хлеба, кувшин вина, бутылка смеси для младенца и ты».
Она засмеялась и вдруг подумала: как это жестоко, что она помнит стихи, но ничего не помнит о собственной жизни!
— Не смей! — предупредил Кэл. Каким-то неведомым инстинктом он прочел ее мысли.
— Просто наслаждайся моментом и не оглядывайся назад.
«Он прав, Диана».
— Я наслаждаюсь. Больше, чем ты думаешь.
— Как и все мы. — Он поднял над собой Тайлера и подул ему в животик. Малыш радостно расплылся в беззубой улыбке.
Кэл положил малыша на одеяло между ними. Диана повернулась на бок и пощекотала Тайлера цветком клевера. Он поморгал глазками и чихнул. Кэл тихо засмеялся.
Глаза Дианы заволокло слезами.
— Он такой беззащитный, правда? Невинная кроха.
— Полностью отданный на нашу милость, — пробормотал Кэл. Его нежный взгляд остановился на Диане. — Точь-в-точь такой была и ты, когда я пришел в палату после твоего падения. Ты была беззащитна, как новорожденный младенец. Давно хочу сказать тебе. — Глаза его влажно блестели. — Диана, ты самый мужественный человек, которого мне доводилось встречать. Не знаю, что бы я делал, окажись в твоем положении, как бы на все реагировал. Но точно знаю, что не мог бы вести себя с таким терпением и тактом, как ты. — (У нее в груди возникло такое ощущение, будто она задыхается.) — Спасибо, что доверяла мне. Но рядом с тобой я чувствовал себя таким беспомощным, что ты и вообразить не можешь.
«Я видела эту беспомощность в твоих глазах, Кэл».
— Ты прекрасно относился ко мне и к ребенку. Доверять тебе было легко.
— О большем я не имею права и просить, — проговорил он осевшим голосом. — Стемнело, давай поедем домой.