Книга Трем девушкам кануть - Галина Щербакова

– Откуда?

– От верблюда. Если обо мне лично, то от одного аптекаря, не отсюда, не спрашивай… У Риты же – от отца. У того яд стоял в сейфе райкома. Начальники местные раз в два-три года яды свои обновляли. Это был целый ритуал. Силу старого яда опробовали на какой-нибудь твари, старой собаке, кошке… На птицах на подоконнике. Скармливали и наблюдали результат. Никогда не слышал? Напрасно. Провинциальные этюды…

– Я все как шелудивый о бане. Слушай, старик! Потребуй эксгумации. Ты же в своем праве.

– Я уже думаю об этом. Главное – как скрыть от стариков? Им это не вынести. Но для начала, для отправной точки, надо сделать запрос в московскую больницу… Я не помню, правда, какая… Это надо узнать в морге…

– У них нет справки.

«Не скажу ему, – подумал Юрай, – что знаю ее адрес. Я не скажу…»

– Значит, она у тестя.

– У него нет тоже.

– Он просто забыл. Засунул куда-нибудь… Я поищу… Обещаю… Я поищу… Странное состояние… Я только-только не то что успокоился, просто перестал раскачиваться… И вот снова…

Он встал, подошел к окну, отдернул штору и открыл балконную дверь. На подоконнике в коробке лежали вишневые сапоги и носок их торчал из-под крышки.

Сева жадно курил на балконе, а когда он повернулся, лицо его было залито слезами.

* * *

Во дворе дома Юрай встретил Нину Павловну.

– Ты ко мне? – спросила она.

– К вашему соседу, – ответил Юрай.

Он рассказал Нине Павловне про историю со справкой.

– Ну скажите, могло такое быть?

– Ну… Я без иллюзий насчет нашей медицины, – ответила Нина Павловна. – И справку выдадут, и словами скажут. Я столько раз сама через это проходила, дружок… Меня в этой истории другое удивляет – как сдал, как беспомощен Емельянов! Да случись такое лет пять тому назад, всех бы поднял! За границу бы дочь отправил.

– Как будто при этой болезни можно помочь.

– Но пытаться надо! Рита должна была лежать в Москве, в отдельной палате. И каждый день через проводников, стюардесс ей и ее врачам шли бы посылки, презенты, цыплята, рыбки, да мало ли что? Тут же – полная капитуляция. Вот это, Юрик, самое удивительное в этой истории. Ты не думаешь?

– Самое удивительное – справка…

– Но ее выдали, Юра! Слушай… Если Рита – ну, в порядке бреда, – сама достала себе такую справку, как говорят, устроила ее себе?

– Нина Павловна, это, извините, действительно полный бред. Ну, туберкулез, шизофрения – хороши для квартиры. Но им это не надо… Им вообще ничего не надо! Все льготы взяты. А эта болезнь – вообще безльготная. Эта болезнь только для смерти и годится.

Сказав это, Юрай вдруг понял: вот это и есть главное. Он посмотрел на Нину Павловну, поняла ли она. Но Нина Павловна думала о другом.

– Юра! – сказала она. – Страшно жить. О чем мы говорим? Что подозреваем? Ведь наши мысли – наши! Если они такие, все ли с нами в порядке?

– Все! – ответил Юрай. – С нами все в порядке! Нина Павловна! Еще чуть-чуть – и я все пойму. Пойму и скажу. А пока я собака – я только чую…

* * *

Вырезав очко и присобачив его на соответствующее ему место, Юрай сходил к соседу и попросил помочь положить на уборную крышу. Сосед, позагибав пальцы, которые соответствовали у него утру, дню и вечеру, сказал, глядя на средний:

– Послезавтра вечером.

– Ладно, – согласился Юрай, – тогда я поеду за билетом.

Касса предварительной продажи находилась в Константинове, что очень устраивало Юрая. Мама сказала: «Вот хорошо, повидаешься с тетей». Юрай кивнул, но еще до билетной кассы спрыгнул с автобуса и пошел по знакомому адресу.

Иван Иваныч чинил у ведра дужку, а Зина Карповна вешала мокрое белье. Ему обрадовались. Эта чисто провинциальная привычка помнить, что ты знаком, а значит, почти свой и родной, всегда Юрая и умиляла, и злила. Ну кто он им, кто? А Зина Карповна вся аж зацвела, а Иваныч хоть и смутился по первому взгляду, по второму уже улыбался и протягивал руку.

Юрай сказал, что приезжал помочь маме со смешным делом, на что Иваныч сразу предложил кусок толя, который ему ни к селу, ни к городу, а Карповна, смущаясь, стала навязывать деревянное сиденье, которое еще вполне и не холодит тело.

Юрай спросил, не взяли ли они себе жильцов, на что хозяйка махнула рукой.

– Нет! – сказала она. – Погодим! Вот разве что Лодика…

– Какого Лодика? – почти закричал Юрай.

– Машиного, – ответила Зина Карповна. – Он приезжал к нам, обросший, уставший, так тут плакал, так плакал…

– Просто, как женщина, – добавил Иваныч. – Мне, говорит, надо уезжать отсюда, меня только Маша здесь держала, а сейчас ничего не держит… Но если я останусь, то разрешите поселиться у вас. Вы мне, как родные.

– Как его фамилия? – спросил Юрай.

– Мы не спрашивали, – с достоинством ответил Иваныч. – Приедет жить, тогда и возьмем паспорт. А так… Человек плачет, а ты ему – предъяви документы?

Конечно, не будь рядом Зины Карповны, Юрай напомнил бы Иванычу, как грешил он на Лодю, как видел он в нем причину смерти Маруси, но Зина Карповна крутилась рядом, а тут еще Юрай возьми и спроси, время сейчас какое, не отстают ли мои?

Отвернул Иваныч манжет и предъявил Юраю шикарную японскую «Сейку».

– Лодя мне на память о Маше, – сказал Иваныч с гордостью. – Пусть, мол, Зина Карповна радуется «Хельге», а вы – и с руки снял.

Это «с руки снял» хорошо звучало и хорошо игралось. «А Лодя-то – мастер режиссуры, – подумал Юрай. – Это ж как после кровавого боя командир солдату. Это ж первейший признак любви и уважения – снять с себя и сказать: „На!“»

Купился Иваныч, купился, с потрохами, можно сказать.

Юрай уж совсем хотел уходить, как Зина Карповна сказала Иванычу:

– Давай про эту расскажем…

– А! – обрадовался Иван Иваныч. – Действительно, номер вышел… Приходила еще «одна». Молодая и полная.

– Ну, скажешь, молодая… Уже под сорок…

– Я же в смысле не старая… Волос хвостом сделан. Юбка в сборку, для ее веса не подходящая.

– Да при чем тут это? Интересовалась, не остался ли от жилички конверт с деньгами… Три тысячи… Это, мол, ее деньги…

– Интересное кино? Да? Мы ей: «А кто вы такая будете и чем докажете? Денег, конечно, никаких нет, но все-таки?» А она: «Деньги должны быть и, мол, нет у вас совести…» Мы ее прогнали и сказали, что если и остались деньги, то они даже спиртное не окупили на поминки. «На чужое хоронили», – сказала она. Заплакала и ушла. Этот мой дурак чуть за ней не побежал, а я остановила. Мало ли кто придет и скажет?

– А Лодя как раз человек… Правильно, говорит, что взяли деньги… Если перешли за сумму – скажите, доплачу. Но мы с него ничего не взяли.