Книга Украденная память - Кевин Сэндс

Зачем? – спросил я.

Символы – это ключи к загадкам. Каждый символ рисуется с определённой целью. Если не поймёшь смысл – не разгадаешь тайну.

Я встал. Последние остатки сна слетели с меня. Я с завистью глянул на соседей по комнате. Том лежал на тюфяке в углу. Кроха развалилась у него на спине, словно Том был периной. Её ручонки свисали по бокам, струйка слюны впитывалась в рубашку на плече.

Вчера поздно вечером девочка снова расплакалась – ни с того ни с сего. Она ничего не говорила – просто рыдала в объятиях Тома, пока её не сморил сон. Я наблюдал, как её тельце приподнимается и опускается от дыхания Тома, и думал о том единственном слове, которое произнесла Кроха.

Пуритане.

Вчера, когда Роулин ушёл, я рассказал Тому и Салли о странной реакции Уиллоби и его дочери на мои вопросы. Друзья поначалу удивились, но потом Салли поняла нашу ошибку. Она хлопнула себя по лбу и застонала:

– Я забыла о твоей маскировке! Мы напугали их.

– Но я ничего им не сделал.

– Этого и не требовалось. Они ведь думают, что ты внук лорда Эшкомба.

– И что?

– А Эшкомб ненавидит пуритан. После возвращения короля он порывался казнить их всех.

– Но при чём тут я?

– А что бы ты подумал на их месте, если б в город внезапно заявился внук Эшкомба и начал спрашивать о пуританах? Не факт, что они вообще поверили в нашу историю о кораблекрушении. Они, наверное, думают, что твой дед отправил нас сюда для расследования.

Это была катастрофа. Если тут в самом деле замешаны пуритане, надо понять как. И как связаны между собой Кроха, пропавшие дети и мои потерянные воспоминания. Но теперь пуритане наверняка затаятся или вовсе сбегут из города. Или хуже того: придут за нами.

Я смотрел на спящую девочку и размышлял. Если Кроха нездешняя – тогда откуда же она? И как сюда попала? И как со всем этим связана?..

Кровавый символ… По словам учителя, он может быть ключом к разгадке. Мне нужно увидеть его.

Едва лишь рассвело, я поговорил с Уиллоби. Он отметил на моей карте расположение Крукс-Холлоу: у реки, в полумиле к северу от фермы Роберта. И мы отправились в путь.

Как и прежде, Том прокладывал нам дорогу в снегу. Кроха ехала у него на плечах, а Бриджит наворачивала круги у нас над головами. Что до Салли, то визит в «Кровь и бочку», кажется, пробудил в ней тягу к музыке. По дороге она распевала какие-то задорные куплеты и призывала нас присоединиться.

– Какая ты нынче весёлая, – пробурчал я.

– А почему бы нет?

– Потому что, если верить Роулину, мы должны найти дьявольский знак, злобного духа и, возможно, ведьму.

– И если мы станем мрачными, это чем-то поможет? – спросила она.

– Полагаю, нет.

– Ну вот видишь.

В перерывах между песнями мы болтали о всякой ерунде, чтобы скоротать время. Я то и дело поглядывал на левую руку Салли. Я наблюдал за ней с прошлого вечера и видел, что девушка почти не пользуется рукой, а когда уж совсем нет выбора – едва-едва шевелит ею. Через пару часов, когда мы сделали привал и Салли отошла к реке попить, я спросил об этом Тома.

– Она пострадала, когда мы были в Париже, – тихо сказал Том.

– Что случилось?

– Её ударили по голове. Несколько дней она пролежала без сознания, а когда очнулась, то отчасти потеряла память и левая рука перестала работать. Но Салли это скрывает.

– Почему?

– Думаю, боится, что, если кто-то узнает, она не сможет найти работу. Салли была горничной у придворной дамы. Но если она калека – её никто не возьмёт.

Теперь я понимал. Однако же такую травму нельзя скрывать вечно.

– Даже если она вернётся на прежнюю работу, рано или поздно всё равно узнают.

Том пожал плечами:

– Похоже, она старается об этом не думать.

Я окинул девушку взглядом, размышляя:

– Если рука не действует сейчас, это не значит, что так будет всегда. Салли нужно использовать её как можно чаще. Разрабатывать. Тренировать. Это лучшее, что можно сделать при такой травме.

– Ты ей об этом уже говорил.

– Она не стала слушать?

– Накричала на тебя, заплакала и убежала. Можешь попробовать ещё раз, если хочешь, но лучше не здесь. Не хочу разыскивать её в чаще, если она опять умчится.

Том был прав. Я решил, что поговорю с Салли, но позже. Гораздо позже.

Крукс-Холлоу была небольшой деревушкой, ничем не отличавшейся от соседних. Домишки здесь, как и везде, строили из камня и саманного кирпича. Хижины стояли в ряд, напротив другого ряда домов – старых и давно разрушенных. В снегу вокруг жилищ пролегали тропинки, покрытые влажной бурой грязью. За деревней, в неогороженном поле, какой-то человек приглядывал за стадом овец, рывшихся в снегу в поисках корма.

Заметив нас, мужчина махнул рукой, и мы двинулись к нему через поле. Он дружески поприветствовал нас:

– Доброго дня.

– Это Крукс-Холлоу? – спросил я.

– Она самая. Ищете кого-нибудь.

Салли выступила вперёд.

– Я леди Грейс, – сказала она. – А это барон Эшкомб.

Мужчина поклонился с удивлённым видом:

– Прошу прощения, миледи, милорд. Я вас не узнал.

Я изумился: с какой стати он должен был меня узнать? Но тут же понял: дело в одежде. Мою шёлковую синюю рубашку и дорогие бриджи скрывал простой плащ, подаренный Робертом, а роскошных кожаных сапог не было видно в снегу. Без всего этого я выглядел обыкновенным мальчишкой… каким и был на самом деле.

– Я Джон Морроу, – представился мужчина.

– Джозеф Роулин сказал нам, что несколько дней назад здесь пропал ребёнок.

Джон помрачнел:

– Дэвид, сын Алана Кэвилла. – Он глянул на меня с надеждой: – Вы его видели?

– Увы, нет. Но мне сказали, что тут оставили какой-то знак.

Мужчина вздрогнул и скрестил пальцы:

– Господи, спаси и сохрани!

– Мы хотим на него взглянуть.

Крестьянин оторопел:

– Нельзя этого делать, милорд. Это чернит душу.

– Возможно, мне уже всё равно, – с горечью сказал я.

– Милорд?..

– Нет, ничего. Так или иначе, нам надо увидеть знак. Возможно, он поможет найти пропавших детей.

Джон Морроу удивился, но и воспрянул духом:

– Мы с радостью примем любую помощь, какую вы соблаговолите оказать. Сейчас такие тяжёлые времена!

Он обернулся в сторону дома и крикнул: