Книга Милая Роуз Голд - Стефани Вробель

Я откладываю эту задачу на потом и закутываюсь в теплую зимнюю куртку. В «Уолш» я решила пойти пешком, до магазина двадцать минут пути. Впрочем, без машины у меня нет выбора. Я выхожу на улицу. Удивительно, какой там крепкий мороз.

Большинство жителей Дэдвика считают месяцы с ноября по апрель испытанием на прочность. Я делаю вдох. Волоски в носу намертво склеиваются. Кажется, даже дома нахохлились от холода. Подъездные дорожки пусты, занавески в гостиных задернуты. Я стою в конце нашей подъездной дорожки и всматриваюсь в старый дом Томпсонов, ища признаки жизни. Пожалуй, стоит заглянуть внутрь, чтобы убедиться в том, что за мной никто не следит.

Я маленькими шагами перехожу улицу и останавливаюсь у заброшенного участка. Какое-то время я стою в нерешительности, но потом говорю себе, что это глупо. Я решительно пересекаю лужайку и пробираюсь между гор мусора. Ветер стонет, я поплотнее запахиваю куртку. У лестницы в две ступеньки, ведущей к крыльцу, я останавливаюсь, все еще сомневаясь в том, что приняла правильное решение. Внезапно вокруг становится тихо, все замирает, до меня доносится какой-то скрип. Это где-то в доме?

Я ставлю ногу на первую шаткую ступеньку. Дерево тут же начинает трещать, и доска проваливается вместе со мной. Вскрикнув, я вскидываю руки в попытке удержать равновесие. Потом я разворачиваюсь, спешно покидаю двор и перехожу на свою сторону улицы. Там я стою какое-то время, уперев руки в колени и тяжело дыша – больше от испуга, чем от напряжения. Я бросаю злобный взгляд на заброшенный дом. Тот смотрит на меня не менее злобно. Понятно.

Я отправляюсь в путь, стараясь держаться храбро. В домах, мимо которых я прохожу, отодвигаются занавески. Из-за них выглядывают диковатые лица, и я затылком чувствую злобные взгляды, которые меня прожигают. Никто из этих людей не заходил к нам, чтобы поприветствовать меня. Какая-то карга с тележкой, увидев меня, переходит на другую сторону улицы.

Проходя мимо каждого дома, я подбираю оставленные разносчиками газеты и выбрасываю их в огромные мусорные баки. Мне не трудно. Должен же кто-то спасти моих соседей от чтения этой грязи. В новостях сплошная ложь и раздутые сенсации. Не стоит поощрять журналистов, тратя деньги и время на эти глупости. Как только я переехала к Роуз Голд, я убедилась в том, что у нее нет подписки ни на какие газеты.

Дэдвик состарился. На замену всем, кто болеет и умирает, в округе подрастает лишь горстка детей. В этом городе не осталось ничего – ни надежды, ни жизни, ни стремления к лучшему. Теперь это просто ряды разваливающихся домов, и их хозяева им под стать. Рано или поздно мы все придем в упадок один за другим.

Окно одного из домов открывается. Мешок с мусором вылетает из него и падает на тротуар в нескольких метрах от меня. Хоть мне и не было видно, кто именно выкинул мешок, я бросаю уничтожающий взгляд в сторону окна и продолжаю путь.

Я решила, что сегодня буду придерживаться позитивного мышления, поэтому стараюсь сосредоточиться на том, что мне когда-то нравилось в этом городе. Население Дэдвика стабильно держится на отметке в четыре тысячи жителей еще с семидесятых. Двадцать лет назад ни один из приезжих не мог остаться незамеченным. И обычно всех встречали тепло. Пока вся страна боялась пресловутых похитителей за рулем неприметных белых фургонов, в Дэдвике родители не беспокоились о безопасности своих детей. Большинство взрослых знало имя каждого ребенка, который проносился мимо них на велосипеде, и фамилию родителей на случай, если вдруг потребуется пожаловаться.

Мой переезд в таунхаус в свое время тоже не остался незамеченным: я выросла в старой части Дэдвика, так что в новой мое лицо еще не примелькалось. Мои соседи были рады уже тому, что я заняла место Гантцеров, которые держались особняком в обществе, где приветствовалась сплоченность. Гантцеры никогда не собирали вместе со всеми яйца на Пасху и не готовили еду для убитых горем семей. К тому же их кот Данте гонял соседских собак. Я поглаживала растущий живот и запоминала то, чего от меня ждали. Я всегда была хорошей соседкой.

Мое участие в общественной жизни окупилось, когда мне самой потребовалась помощь. Не знаю, как бы я пережила детство Роуз Голд, если бы соседи не заходили, чтобы поделиться едой и подбодрить меня разговором. Рядом всегда был кто-то, кто готов был похлопать по плечу, сочувственно повздыхать или выслушать мои идеи, когда это не желали делать врачи.

И вот я уже у входа в «Уолш». Я поднимаю подбородок повыше, расправляю плечи и вплываю в двери, не обращая внимания на то, как внутри все сжимается. Я качу тележку через первый ряд полок, набирая все, что мне нужно. Никто не обращает на меня внимания. Большинство лиц мне, слава богу, незнакомо. Узел тревоги, затянувшийся внутри, немного ослабевает.

Я подхожу к отделу кулинарии. За станком для нарезки работает старик Боб Макинтайр. Боб существо безвредное. Начну с него.

– Здорово, Боб, – говорю я, обращаясь к его спине. «Здорово»? Это слишком даже для меня.

Боб оборачивается с широкой улыбкой на лице, но потом узнает меня. Между его жиденькими бровями образуется складка.

– Я слышал, тебя выпустили из тюрьмы, – говорит он.

– Правильно слышал, – отвечаю я. – Вот, планирую семейный ужин ко Дню благодарения.

– Ты живешь у Роуз Голд? – спрашивает он, скрестив руки на груди.

– Конечно. Как дела у семьи? Как Грейс?

– Все в порядке, – говорит Боб. – Чем могу помочь?

– Мне нужно полкило медовой ветчины. Для сэндвичей, – добавляю я. – Индюшку я уже выбрала. – Я поглаживаю десятикилограммовую тушку от фирмы «Баттерболл», которую я затолкала на детское сиденье. Так или иначе, я откормлю свою дочь.

– Да уж, индюшку я вижу, – едва слышно бормочет Боб. Он берет ветчину с витрины и поворачивается к станку.

Я с трудом сдерживаю смешок. Если это худшее оскорбление, на которое способны жители Дэдвика, то мне нечего бояться.

– Какой пазл сейчас собираешь? – говорю я Бобу в спину. Он обожает пазлы.

– Солнечную систему из тысячи деталей, – неохотно отвечает тот.

Я решаю оставить при себе шутку про то, что его способности выросли до космических масштабов. Боб явно не в настроении. Он вручает мне пакет с нарезанной ветчиной.

– Как же прекрасно быть дома. – Я вздыхаю.

Боб фыркает:

– Хорошего дня.

Помахав ему на прощание, я иду дальше. Неплохое начало. Не все сразу.

Я заставляю себя неторопливо обойти магазин. Несколько раз на меня бросают недобрые взгляды, иногда до меня доносится неразборчивый шепот, но я продолжаю спокойно набирать продукты, делая вид, что ничего не замечаю. Как и они, я имею полное право быть здесь.

Я брожу в поисках фарша и вдруг натыкаюсь на работника магазина, который сидит на корточках и выставляет товар на полку. Я касаюсь его плеча.

– Извините, – начинаю я, но тут же умолкаю, узнав его. – Джош Берроуз. – Я останавливаюсь, скрестив руки на груди.