Книга Черная перепелка - Анна Дубчак

— А Макс?

— Она была его правой рукой, он много раз, я сам слышал, отзывался о ней как о человеке талантливом, говорил, что она идеальная операционная медсестра, что без нее он бы и не справился. Она первой приходит в операционный зал и уходит последней. Вы же не знаете, что такое — операция, и как важна слаженность действий, взаимопонимание, контакт. Медсестра и наборы для операции подготавливает, стерильный текстиль, скальпели, другие инструменты. Помогает хирургу надеть халат, перчатки, маску. Операционная медсестра должна быть выносливой, ведь операции бывают многочасовыми. Что же касается Тамары, то она, помимо того, что обладает всеми этими качествами и навыками, по словам Макса, с легкостью осваивает новое оборудование, что тоже очень важно. Но, повторюсь, важны личный контакт и взаимопонимание. И между Тамарой и Максом эти «операционные» отношения переросли во что-то большее, в крепкую дружбу. И тут, к счастью для обоих, эти отношения были восприняты окружением прекрасно и именно как дружба. Их, к примеру, невозможно было заподозрить в любовной связи, они своими отношениями никого не ранили, не травмировали, в том числе и себя! Они прекрасно ладили, полагаю, делились друг с другом, советовались, искали друг в друге утешения, и это нормально! Что бы ни происходило в больнице, какие-то конфликты, споры, драмы (а больница, скажу я вам, — сложный организм!), они всегда поддерживали друг друга и, как я теперь понимаю, были в курсе личной жизни друг друга… Я подвожу к тому, что если у Тамары личной жизни не было, а потому Макс вряд ли мог бы что-то ей посоветовать или помочь, то у Макса личная жизнь била ключом, и вот Тамара как раз могла знать о существовании молоденькой любовницы Тропинина, о Закатовой, и помогать им в их любовно-шпионском романе. Предположу даже, что у Макса хранилась копия ключей от ее квартиры, где парочка встречалась.

— Я звонил ей, у нее телефон отключен…

— Вообще-то Тамара — человек собранный, аккуратный, и уж если телефон отключен, значит, тому есть какое-то объяснение. Давайте я позвоню, быть может, мне повезет больше?

Дождев кивнул, и Смушкин достал телефон, позвонил, включил громкую связь, и буквально через несколько секунд кабинет прострелили невероятно громкие и нервные длинные гудки.

Затем послышался характерный телефонный хруст, и послышался ясный женский голос.

— Да, Миша… — женщина в трубке показалась Дождеву встревоженной.

Хотя как же иначе, ведь ей позвонил сожитель Тропининой, а теперь все, что было связано с этой фамилией, было помечено черной краской трагедии.

— Она в порядке?

Смушкин повернул голову и посмотрел на Дождева.

Оба поняли, что Тамара справлялась о самочувствии Юлии.

— Спит, — ответил Михаил. — Ты ведь знаешь, что случилось… Послушай, я сейчас нахожусь в кабинете следователя…

Дождев энергично закивал, постукивая ногтем указательного пальца по столешнице, мол, давай ее сюда.

— …У тебя телефон не отвечал, поэтому я позвонил тебе. Ты где сейчас?

— Мы дома, у меня… Наташа с Соней со мной. Как раз собирались в больницу, к нашим, к вам с Юлей мы бы не решились. Мы все в шоке.

Дождев взял трубку у Смушкина:

— Добрый день, это Дождев. Мне хотелось бы поговорить с вами, Тамара.

— Хорошо, я сейчас приеду, — с готовностью ответила Савушкина. — Вот прямо сейчас соберусь, и выезжаем… Только подруг своих до больницы довезу.

— Не надо в больницу, приезжайте все втроем сюда.

— Хорошо, Дмитрий Сергеевич. Господи, горе-то какое, просто не верится…

Дмитрий поблагодарил Смушкина за помощь и тепло распрощался с ним, договорившись, что если тот узнает или вспомнит что-то, что помогло бы в расследовании, то свяжется с ним.

В дверь кабинета постучали. Это был дежурный, в руках он держал большой конверт формата А-4.

— Вот, мальчишка принес, весь в снегу, румяный такой, симпатяга! Сказал: «Дождеву», — не понимая важности события, заулыбался молодой неопытный, еще не пришедший в себя после новогоднего застолья сержант.

От него так разило перегаром, что Дождев вынужден был отвернуться.

Сделав ему знак, чтобы тот оставался на месте, Дождев нетерпеливо разорвал конверт, чувствуя, как бьется его сердце: по очертаниям находящегося там предмета он уже догадывался, что это.

Длинное острое шило с деревянной ручкой помещалось как раз по диагонали конверта. Острие было выпачкано в запекшейся крови. Во всяком случае, бурые засохшие потеки напоминали кровь.

Дождев достал из ящика стола пару тонких резиновых анатомических перчаток, извлек шило из конверта, положил на стол и принялся рассматривать. Затем, волнуясь, вернул его в конверт.

— Где мальчишка? Беги за ним, Виталя! Быстро! — заорал он, понимая, что тот, кто поручил доставить конверт в Следственный отдел, может иметь непосредственное отношение к убийству или быть важным свидетелем.

Дежурный метнулся вон из кабинета.

Дождев позвонил в лабораторию, сказал, что сейчас приедет и привезет вещдок.

Дежурный вернулся, лицо его, виноватое и глупое, вызывало отвращение.

— Слушай, Скворцов, сейчас приедут свидетели, пусть дождутся меня, я в лабораторию и обратно.

Дождев набросил куртку, вышел из кабинета, запер его и быстрым шагом направился к лестнице.

19

«Когда раздался звонок Смушкина, мы с Наташей и Соней были на распутье, пока еще не определились, кому нанести визит.

Если бы меня спросили, как я ночью на машине добиралась сквозь пургу из леса в город, скажу, что на автопилоте.

Думаю, что я к тому времени уже протрезвела и машину вела тихо, аккуратно, думая только об одном — как бы не застрять в каком-нибудь сугробе.

В основном дорога хорошо проветривалась, то есть снег выдувало ветром, но в каких-то местах, где по правую сторону от шоссе темнел лес, прямо на дороге образовывались голубоватые, подсвеченные небом и сверкающие при свете фар снежные холмы, через которые мне надо было, прибавив скорость, проехать, не застряв. Но, к счастью, снег был легкий, пушистый и, врезаясь в очередной такой холм, я хоть и нервничала, но в душе надеялась, что и на этот раз пронесет, что будет преодолено еще одно препятствие.

Когда же мы доехали до города, я распереживалась, что нас остановят менты, чтобы проверить водителя, то есть меня, на алкоголь. Но я выбрала не основную дорогу, а свернула на тихую маленькую улочку Бебеля и, проехав по ней до первого перекрестка, запетляла по еще более тихим улочкам, направляясь к своему дому.

Девчонки мои сидели молча, Соня тихо похрапывала на заднем сиденье, привалившись к плечу Наташи.

Когда мы приехали, ноги меня не слушались.