Книга Страшный человек - Сергей Протасов

Глаза Токарева замутились, он вспомнил про друга, который тоже похоронен на Никольском кладбище, чья гибель стыдом и обидой рвала сердце до сих пор. Десять лет прошло, а все болит. «В этом году я у него еще не был, — отметил Николай Иванович. — Нужно обязательно сходить, а то обидится Николаич. Светлая ему память!» Лицо друга возникло в памяти и следователь сразу погрустнел. Он сделал большой глоток, чтобы отогнать из горла ком.

— Действительно очень вкусно.

— А то! Я уважаемого человека абы куда не позову.

— Обязательно меня было официантке представлять?

— А что? Чего-то стесняетесь? Бросьте вы, Николай Иванович, нельзя видеть в людях только установленных преступников или потенциальных. Они простые искренние ребята, гостеприимные, крутятся, зарабатывают. В нашем мире столько несправедливости и несовершенства, что хорошие люди должны держаться вместе и помогать друг другу. Иначе — никак. Вот вы меня подозреваете, а я хочу, чтобы вы видели во мне если не друга, то интересного собеседника, с которым хочется встречаться.

— Вы мне действительно интересны. Есть в вас что-то притягивающее, какая-то темная подкладка, которую хочется рассмотреть, понять. — Токарев широко улыбнулся и подмигнул. — Покайтесь публично, облегчите душу!

— Покаюсь. Честное благородное слово, покаюсь! — подхватил Титов. — Только сперва вы. Расскажите, как с Изотовым дело было? По совести. А? Развейте сомнения.

— Вы же говорите, что понимаете и так.

— Понимаю. Но хочу от вас услышать. Каяться так каяться, а там хоть в петлю в тюремной камере. Неужели вам не хочется хоть пять минут честным побыть? Нет? А мне давно хочется, так хочется иной раз, что готов первому встречному всё рассказать, всё до последней пакости, до самой последней мерзкой мыслишки. И послушать в ответ от первого встречного про его прегрешения, вольные и невольные. Это обязательно. Я же не священник, я в ответ хочу узнать, понять хочу, что я не самый подлый человек.

— К чему это вы про петлю в камере и про подлость?

— Ни к чему, так, форма речи. А что?

— Странные у вас формы — «петля, камера, подопытная крыса». Такие формы бывают у отчаявшихся людей, которых гложет что-то изнутри. Чтоб оно не сожрало полностью, его нужно выливать. Кому попало, лишь бы пожалел. У детей очень заметно бывает.

В кафе уверенно ввалился средних лет мужчина. Он решительно дошел до середины зала, потом заметил Токарева, сделал приветственный жест и повернул к барной стойке. Официантка шагнула к нему. Мужчина купил пачку сигарет и сразу ушел.

— Знаете его? — заинтересовался Титов.

— Знаю, коллега мой. Так о чем мы? О детях. У вас есть дети?

— Нет.

— Почему? Вам, помнится, сорок…

— Сорок четыре — и детей нет, аномалия, — Титов сник и ушел в себя. — Возможно, и не будет.

— Извините, Александр Михайлович, это не мое дело.

— Варвара, моя супруга, — говорил он тихо и ровно. — Имеет ребенка от первого брака, сына, он с отцом живет в Москве. Она встречается с ним, но не часто. Общих детей у нас нет. Не то чтобы она не хочет, может быть, она хочет, я не могу решиться. Мы, знаете, как-то странно живем. То любовь невероятно нежная, то она «разводится» и уезжает к своим родителям. Поживет там несколько дней, решимость расставаться уходит, потом назад, но разводиться не хочет уже. Редкий месяц без этого обходится. Мне кажется, однажды я уйду сам. Уйду и не вернусь никогда. Просто исчезну, пропаду, растворюсь в массах. Такое вдруг отчаяние нахлынет, жить не хочется. Может быть, оттуда и формы речи такие получаются. О каком ребенке можно говорить? Просыпаешься утром один и думаешь: хоть бы зарезал кто или зарезать кого. Столько всего нажил, наработал, передумал, а оставить некому. Не ей же. И впереди туман, гулкое эхо пустоты. Глупо все как-то, нелепо, — он замолчал, потом тряхнул головой и улыбнулся. — Эх! Наговоришь вам глупостей, а вы и выводы сделаете. Запишете в тетрадочку, обдумаете на досуге — да в дело. Верно?

Токарев понял, что Титов вот уже несколько раз пытается ему рассказать нечто мучающее его, но не может осмелиться. Какая-то тяжелая безвыходная мысль лежит на его душе и требует освобождения, объяснения. Он решил, как всегда, используя размягченное состояние клиента, без разведки вдарить со всех орудий.

— Михаила Урбанюка с Проектируемого тупика, одиннадцать, не вы часом зарезали от тоски?

Титов опешил и изменился в лице, как тогда, перед падением в кабинете. Он вздрогнул и поперхнулся, его лицо остановилось. За те две секунды, что он брал себя в руки, Токарев что-то уловил, какую-то связь.

— А кто это?

— Не знаете такого?

— Нет.

— Ну и ладно. Будем считать, что не вы. Все равно вы не признаетесь. По крайней мере, пока.

— Опять вы за свое? Я вам дружбу предлагаю, искреннюю и нежную, а вы все меня посадить хотите, — Титов, видимо, совладал с собой. — Тяжелый вы человек, Николай Иванович. А ведь я ни в чем не виноват. Никого не стрелял и не резал, мамой клянусь! Так и запишите. Стыдно вам честного человека обвинять только за то, что он вам доброе дело сделал и не удавился для вашего спокойствия. Ни секунды не пожалел, что помог вам, потому что вижу сквозь все ваши слои доброго и честного человека, чему теперь имею объективное свидетельство, — торжествующе закончил он.

— Какое еще свидетельство? О чем это вы?

— О том, о чем вы подумали. Догадались? Вот-вот, именно. Не только вам отпечатки со стаканов собирать. О тайниках моего сердца говорю, конечно.

Они уже давно не улыбались друг другу, даже избегали смотреть в глаза.

— Ну ладно. Попили — пора и к делам. Вам кран устанавливать, а мне полочку, чтоб ей Армагеддон пережить. Ниночка, посчитайте.

— За счет заведения, Александр Михайлович! — заворковала девушка из-за прилавка. — Друзьям бесплатно. Заходите еще, будем рады вас угостить.

— Я расплачусь все-таки, — уперся Токарев.

— Не позорьтесь, Николай Иванович, не обижайте людей, они от чистого сердца, я же вас другом назвал.

С порога они сразу разделились и пошли в разные стороны, не прощаясь и не оглядываясь.

«Странно себя повел Кухарчук, — думал Токарев. Вошедший в кафе, посреди их разговора, знакомый мужчина был тем самым участковым, который вызвал группу на убийство семьи Безроднова. — Влетел, сменил курс и, видимо, планы, когда меня увидел. Убежал сразу. Дергается парень. Может быть, у него здесь встреча с Дохлым, ломбард рядом, или с кем-то еще?»

6

Операцию разрабатывали в воскресенье вечером.

План такой. К девяти утра понедельника оперативники соберут в отделе всех хозяев ломбардов в городе, четырех человек, и трех хозяев ювелирных мастерских на инструктаж. Там им предъявят список украденных драгоценностей, среди которых будет то самое кольцо. Задача — при появлении кого-то с предметами из списка сразу сообщить, постараться ненавязчиво и технично задержать до прибытия полиции. Их предупредят об ответственности за разглашение тайны следствия и сообщат о том, что, по оперативной информации, на неделе возможна попытка продажи чего-то из списка. Более того, к каждому из них будет приставлен на некоторое время сотрудник для оперативного реагирования. Особо укажут, что любая попытка кому бы то ни было сообщить об операции лично, по телефону или через соцсети наказуема, в том числе может быть квалифицирована как соучастие. Инструктаж проведет Зайцев. Таким образом, во-первых, осведомитель вне подозрений; во-вторых, в случае, если Дохлый пойдет в другой ломбард, его там будут ждать; в-третьих, если принесет что-то другое из украденного — тоже хорошо.