Книга Десять меченосцев - Эйдзи Есикава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Взглянув на имя адресата, Сукэкуро распечатал письмо. В нем говорилось:
«Я выяснил, что люди, замеченные в Цукигасэ, не являются самураями князя Тоды. Это сброд, ронины, выдворенные из городов. Они намерены зимовать в горах. Спешу исправить допущенную мной ошибку».
— Спасибо, — сказал Сукэкуро посланцу настоятеля. — Я тоже навел справки. Хорошо, что наши подозрения не подтвердились. Полагаю, что и настоятель рад.
— Простите, что пришлось вручить вам письмо посреди дороги. Я передам ваши слова настоятелю.
— Одну минутку. Ты давно в Ходзоине?
— Недавно.
— Как тебя зовут?
— Торадзо.
— А ты случаем не Хамада Тораноскэ? — спросил Сукэкуро, изучая лицо молодого человека.
— Нет.
— Я не встречал Хамаду, но один из наших людей утверждает, что он состоит при настоятеле.
Торадзо покраснел и тихо проговорил:
— Хамада — это действительно я. У меня есть причины прийти в монастырь. Я скрыл свое настоящее имя, дабы не порочить учителя и свой род.
— Не бойся, я не намерен вмешиваться в твои дела.
— Вы, верно, слышали о Тадааки. Он оставил школу и удалился в горы из-за меня. Я покинул свое сословие. Тяжелая работа в монастыре пойдет мне на пользу. Настоятель не знает моего настоящего имени.
— Все знают о поединке Тадааки и Кодзиро, — ответил Сукэкуро. — Кодзиро хвастает своей победой перед каждым встречным. Надеюсь, что ты восстановишь доброе имя своего учителя.
— С нетерпением жду этого дня. До свидания.
Торадзо ушел стремительным шагом, не оглядываясь.
Хёго волновался. Он хотел передать Оцу письмо Такуана, но не нашел ее в комнате. Ее искали по всему замку, но безрезультатно. Письмо, помеченное десятым месяцем прошлого года, задержавшееся в пути, сообщало о предстоящем назначении Мусаси. Такуан писал Оцу, что теперь Мусаси потребуется свой дом в Эдо и «женщина, которая вела бы этот дом».
Стража у ворот сообщила Хёго, что на поиски Оцу в горы посланы люди. Хёго тяжело вздохнул. Оцу никогда не обременяла окружающих, необдуманные поступки были не в ее правилах. Хёго уже предполагал самое худшее, когда ему доложили о возвращении Сукэкуро, Оцу и Усиноскэ.
Мальчик, принеся всем извинение, непонятно, правда, за что, сказал, что ему пора домой.
— Куда же ты пойдешь так поздно? — спросил один из самураев.
— К себе в Араки. Мать ждет.
— Тебя те ронины прикончат, — сказал Сукэкуро. — Переночуй в замке, а завтра отправишься в деревню.
Мальчика отослали спать в помещение во внешнем кольце укреплений, где ночевали ученики-самураи.
Хёго, отозвав Оцу в сторону, пересказал ей письмо Такуана. Он не удивился, когда Оцу, густо покраснев, сказала: «Поеду завтра».
Вечером устроили прощальный ужин, на котором все восхищались Оцу, а утром обитатели замка, включая слуг, собрались у ворот, чтобы проводить ее в дорогу.
Сукэкуро послал за Усиноскэ, чтобы Оцу могла доехать на его воле до Удзи, но, как выяснилось, мальчик накануне уехал в деревню. Сукэкуро велел оседлать лошадь. Оцу смущенно отказывалась, ссылаясь на низкое положение в обществе, но ей пришлось уступить просьбе Хёго.
Хёго в душе порой завидовал Мусаси. Хёго полюбил девушку, хотя сердце ее принадлежало другому. Они вместе проделали замечательное путешествие из Эдо в замок. Оцу оказалась превосходной сиделкой при умирающем деде. Любовь Хёго не была эгоистичной. Сэкисюсай приказал внуку доставить Оцу Мусаси, когда придет время, и Хёго теперь выполнял наказ покойного деда. Хёго не питал зависти к чужому счастью. Он и помыслить не мог о нарушении устоев Пути Воина и почитал выполнение воли деда как высшее проявление любви к Оцу.
Лошадь тронулась, и Оцу задела ветку цветущей сливы. Несколько лепестков упали на землю. Хёго почудился их аромат. Он предчувствовал, что навсегда расстается с Оцу, и тихо молился за ее счастье.
— Господин!
Хёго обернулся и видел Усиноскэ.
— Почему ты уехал вчера ночью в деревню? — с улыбкой произнес Хёго.
— Но ведь мать беспокоилась.
Мальчик не вышел из того возраста, когда тяжело разлучаться с матерью даже на короткое время.
— Ну ладно! Сын должен почитать мать. Как ты пробрался мимо ронинов в Цукигасэ?
— Их там не было. Узнав, что Оцу из замка, они поспешно бежали, испугавшись наказания. Наверное, перебрались на другую сторону гор.
— Одной заботой меньше.
— А где Оцу?
— Только что отправилась в Эдо.
— В Эдо? — неуверенно повторил мальчик. — Передала ли она господину Кимуре мою просьбу?
— Какую?
— Чтобы меня взяли учеником к самураям.
— Ты пока мал для этого. Подрасти немного.
— Я мечтаю учиться фехтованию. Хочу успеть, пока мама жива.
— Ты прежде у кого-нибудь учился?
— Нет, но упражнялся на растениях и животных.
— Неплохо для начала. Подрасти, и я возьму тебя с собой в Нагою. Я скоро туда уезжаю.
— Я не смогу бросить мать.
Хёго растрогался до глубины души.
— Пойдем со мной! — приказал он мальчику. — Посмотрю, есть ли у тебя способности.
— В додзё?
Усиноскэ показалось, что все ему снится. С раннего детства самым прекрасным местом на свете для него был додзё в замке. Несмотря на позволение Сукэкуро, мальчик не решался заходить в него. Сейчас его позвал туда один из хозяев замка.
— Вымой ноги! — приказал Хёго.
— Слушаюсь, господин.
Усиноскэ впервые в жизни так тщательно мыл ноги. Войдя в тренировочный зал, он почувствовал себя маленьким и ничтожным. Массивные балки и столбы, отполированный до блеска пол вызывали трепет в его сердце. Голос Хёго звучал здесь по-новому.
— Возьми меч! — скомандовал Хёго.
Усиноскэ выбрал меч из черного дуба.
— Готов? — спросил Хёго.
— Готов, — ответил мальчик, вытянув меч на уровне груди.
Усиноскэ запыхтел, как ежик, брови его насупились, кровь застучала в висках. Хёго глазами подал знак атаки и, громко топая, бросился вперед. Меч Хёго коснулся ребра мальчика. Тот, словно подброшенный неведомой силой, подпрыгнул и перелетел через плечо Хёго. Хёго левой рукой коснулся ног мальчика и слегка подтолкнул его. Усиноскэ, перевернувшись через голову, приземлился позади Хёго.
— Довольно! — сказал Хёго.
— Нет, можно еще раз?
Усиноскэ занес меч обеими руками и бросился на Хёго, которые намертво блокировал удар. Глаза мальчика наполнились упрямыми слезами.